Он расхохотался, запрокинув голову… И перед моими глазами возник хаотичный почерк, увиденный мною во сне, и я, стоящая у окна кельи… а там внизу отряд в черном со знаменем Адора, ломится в ворота монастыря.

И я опять понимаю, что он говорит на другом языке, на языке, который мне знаком, и я ему на нем отвечаю так, как если бы он был моим родным.

– Я так и не получил ответ на свой вопрос – где вам больше понравилось спать?

Сделал шаг ко мне, и я вся внутренне подобралась. Не зная, что ответить, снова впадая в полуистерическое состояние.

– Не издевайся надо мной… это ведь ты. Скажи мне, я умоляю, скажи, что это ты. Всего одно слово. Маленький намек. Что-то крошечное. Нас здесь подслушивают?

Прошептала по-русски и увидела, как он резко остановился, и ровные черные брови сошлись на переносице. Он словно вслушивается в мои слова, но совершенно их не понимает.

– Что это за язык? Я впервые его слышу! Это из древнего писания?

Сердце забилось еще сильнее, и я судорожно сглотнула. Не понимает меня или притворяется? Смотрю ему в глаза, и мне хочется закричать, но я не могу.

Всматриваюсь в его лицо, и у меня сильно пульсирует в висках, ломит затылок и дрожат руки. На глаза опять наворачиваются слезы. Ведь это он… мой Миша. Каждая черточка его лица мне знакома наизусть. Каждая ресница, каждый волосок, каждая морщинка у глаз. Как будто не видела его целую вечность и теперь не могу надышаться. Какие же страшные и в то же время красивые у него глаза. Этот дымчатый цвет, который я никогда и ни у кого не видела раньше. Но взгляд мне не знаком… Нет, знаком, он мне знаком, но на меня мой муж так никогда не смотрел. Пристально, пронизывая и накручивая каждый мой нерв, как на иголку. Чужой, равнодушный взгляд.

– Отвечай, когда я спрашиваю! Отвечай, или я лишу тебя способности говорить! Примешь свой постриг от моей руки и уже прямо сегодня. А твоим личным отцом-посвятителем буду я сам!

Дымчатые глаза потемнели, и он сжал челюсти, а я вздрогнула от того, как сменился его тон. Первые колючие иголки страха прошлись вдоль позвоночника, прошили тонкими стежками сверху, заштриховывая надежду. Закрашивая ее лучи черными нитками мрака. От него исходил обжигающий замогильный холод, и в тоже время этот взгляд заставлял внутри все полыхать и ежиться, как будто сгорая в огне.

– Это… да, это язык древнего писания, – тихо ответила я.

И мой голос прозвучал немного чужим…

– Вот и правильно. Всегда отвечай на мои вопросы, и тогда твоя участь будет не столь жалкой, как мне бы хотелось.

Еще не боюсь… Я не знала его таким и мне еще пока не страшно, хотя и пробегают мурашки по моей голой спине. Вода остывает, и мне становится холодно. Это Миша и в тоже время это не он. Как и я для него не Лиза… а Элизабет Блэр. И я понятия не имею, что она сделала, чтобы вызвать в его глазах этот колючий и ядовитый блеск, от которого становится тяжело дышать.

– Встань. Я хочу посмотреть на тебя вблизи. Так ли это тело соблазнительно и идеально, как о нем говорят. За что сегодня погибло столько людей? Стоило ли оно того, или люди как всегда преувеличивают, и венценосная красавица из Блэр всего лишь обычная шлюшка с самой обыкновенной плотью и несколькими дырками, которыми уже успели попользоваться в монастыре. Кого ты одаривала ласками, Элизабет?

И глаза блеснули уже иным блеском. В них явно читалась похоть. Но и она имела неприятный оттенок. Как будто он собрался рассмотреть подаренную ему кобылу. И выражение лица, самоуверенное с насмешкой. Знает, что его приказ будет выполнен и, возможно, уже исполнялся не раз.