Изолирующий костюм такой же как у военных, мужчина лежал не двигаясь, оплетенный червями. Поедая ногу неизвестного мужчины, насекомые не обращали на девушку никакого внимания. Судя по удушливому запаху и проросшим в ранах макам, тело пролежало здесь около семи дней. Его так никто и не нашёл. Отряд не пришёл забрать для захоронения того, кого они считали теперь мусором.

Все солдаты одинаковы.

Аурин зачем-то посмотрела на свои руки. Она испачкалась в чужой крови. Теперь кожу неприятно стянуло и сколько бы не тёрла об одежду ладони, все равно пятна горели алым на белой коже.

Она вздохнула, прикрыв глаза. Было на душе тяжелее чем обычно, и это злило ещё больше.

Недалеко от тела военного лежал рюкзак. Аурин поспешила осмотреть его содержимое. Мысль о бутылке воды преследовала весь день, она жаждала её и изнывала как маленький ребёнок. Но сколько бы не рылась в карманах, кусая губы, воды в рюкзаке так и не нашла. Сжав его лямки, Аурин медленно обернулась на звук тихого чавканья. Она беззвучно подошла к телу мужчины, дыша через раз. Запах витавший в комнате был удушливым и вызывал сильную тошноту. Девушка впилась ногтями в ткань увесистого рюкзака и подняла его над головой. Черви приняли удар и мгновение спустя упали на пол, скручиваясь кольцами. Девушка била их не переставая, сжимая зубы, пока в конечном итоге живучие твари не поползли прочь.

Постояв с минуту над погибшем солдатом, Аурин склонила голову и забрала из его руки нож. Скальпель она умудрилась выронить при побеге, а сейчас нужно было хоть какое-то оружие, которым она смогла бы защитить себя.

– Извини, но мне нужнее, – прошептала она и двинулась обратно к выходу.

Она не собиралась делить найденное укрытие с трупом. Ей едва удавалось дышать здесь, да и к тому же черви могли вернуться обратно в любую минуту. А ей это было не нужно.

Покинув полицейский участок, Аурин поспешила свернуть на другую улицу, преодолевая перекрёсток. Её целью был музей геологии в котором все окна были целы и двери надёжно запирались.  Она однажды уже ночевала там, а в знакомом месте всегда было спокойнее.

Пробегая заросшую клумбу и разбитый светофор, девушка заметила боковым зрением солдата, которого мгновение спустя захлестнула радиационная волна. Облако пыли скрыло его вдалеке и надвигалось теперь к ней. Аурин нахмурила брови.

– Разве ему не должен был помочь  этот ненормальный… Союль бросил своего капитана, спасая собственную шкуру, – невесело усмехнулась Аурин. Смотря на облако, она неохотно сделала шаг навстречу, а затем вновь остановилась. – Но если он всё таки умер, то вполне себе правильное решение его бросить.

Я здесь ничем ему не помогу, лишь себя подвергну опасности.

Кивнув, девушка развернулась и побежала в сторону музея, как изначально и планировала. Своя жизнь была важнее, чем жизнь солдата, который пытался её убить. Почему она должна быть благосклонна к тому, кто отнёсся к ней с жестокостью?

С каких пор желание жить причисляют к жестокости? Я склонен думать, что равнодушие является гораздо опасным чувством, которое нужно бояться. Поэтому никогда не обесценивайте жизни других, это приведет к разрушению только вас самих.

Стоило скрыться за углом здания, она вцепилась в фонарный столб и испустила страдальческий вой. Воспоминания каждый раз давали о себе знать, когда она позволяла волнению захлестнуть себя. И каждый раз, когда сознание подвергалось сомнениям, голос отца отрезвлял её, словно…

Словно находился рядом, и как в детстве, сидя возле больничной койки, читал «Что такое хорошо, а что такое плохо». Это стихотворение она запомнила наизусть с шести лет, так же отчётливо как наставления, которые слушала будучи уже старше.