Момент этот, однако, настал совсем не так, как то представлялось графу Халсихолл. Однажды днём, когда Рейби находился у себя, да к тому же за обедом, к нему явился посыльный в форме Драконьего батальона и приказал (тут графу Драггеру пришлось почувствовать себя заложником) явиться к Сергиусу III немедленно. Наследнику Полуострова, готовому стать наследником Империи, ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Оружие ему брать не позволили.

В спальне Сергиуса, куда проводили Рейби, было многолюдно: Императрица Лайола, Бринхен Тайн, Ульрик Полли и Магнус Орт окружали его постель. Граф Драггер не узнал Императора: так тот осунулся и постарел за время своей болезни, симптомы которой быстро и будто бы непредсказуемо изменились в последние две недели, когда Сергиус начал кашлять почти безостановочно и всегда – с кровью; дальше у него стали неметь ноги, и он фактически слёг. Врачи разводили руками и пожимали плечами, ничего не меняя в методах лечения и не решаясь даже ничего нового предложить. Обстоятельство же, которое говорило за себя больше всех других, состояло в том, что точно такие же симптомы были до того у маленького Йохена.

Несмотря на общую слабость и заметную отстранённость во взгляде, которая бывает у людей, безотчётно решившихся впредь игнорировать всё, что происходит с ними и вокруг них, Император о чём-то переговаривался с окружавшими его людьми. Когда же ему доложили о прибытии Рейби Драггера, он вдруг громко к нему обратился:

– Сэр Рейби! Подойдите.

Он приблизился, стараясь не глядеть на других в этой комнате, а только на Сергиуса.

– Ваше Величество, – поклонился он.

Император чуть усмехнулся, тут же закашлявшись и сплёвывая насыщенные тёмно-красные сгустки:

– Вчера вечером я получил известие о том, что мой старший сын, принц Райнхард Ариенкранц, погиб в результате… предательства наёмников у… у Вольной Пристани. Вся армия уничтожена и… пленена, – он внимательно, сосредоточенно смотрел в глаза Рейби, улавливая все мимолётные изменения, которые в них отражались при озвучивании таких новостей; Лайола отошла подальше от кровати, утирая безмолвные слёзы, остальные присутствующие молча стояли с другой стороны. – Это означает, что я – последний… из живых мужчин в роду Ариенкранцов. Последний… и сегодня я умру, – тут лицо его вдруг ожесточилось, черты его очерствели, Император вдруг рывком сел в постели, протягивая руку и хватая Драггера за грудки, притягивая к себе и говоря, грубо, с горячей непреклонностью печатая слова: – Но всё же, Рейби Драггер, запомни, что последним, что ты увидишь в своей жизни, будет лицо Ариенкранца. Лицо Ариенкранца, который придёт за долгами… «Конец – это только начало»… – рывком отпустив графа, Сергиус снова осел в постель.

Через минуту Рейби уже покинул спальню умирающего монарха, оправившись от его выходки и пробормотав себе под нос с самодовольной усмешкой:

– Кто же будет тот Ариенкранц, чьё лицо я увижу, если все Ариенкранцы-мужчины скоро будут мертвы? «Конец – это только начало» – какой бессмысленный и бравурный девиз! – эти последние слова были на самом деле лишь повторением слов Манфира.

Той ночью Сергиус III Ариенкранц, Император Кондера, Владетель Девяти клятв и Защитник Лидерфлара умер в своей постели, словно бы передав свои полномочия Канцлеру Тайных дел до момента прибытия Юниса Эйстхарди, которого он назначил Генеральным Канцлером, приезда которого он всё ещё ожидал, и который должен был решить в дальнейшем вопросы престолонаследия. Что же до слов «словно бы» – Сергиус перед самой смертью выражался не вполне конкретно, да кроме того говорил очень тихо, с усилием и захлёбываясь кровью. Почему он ждал такого момента, чтобы вынести своё решение, было неизвестно, да уже и не важно. На следующий день при огромном стечении народа было произведено ритуальное сожжение его тела на площади перед воротами Старого замка. Лайола оделась в траур и практически перестала говорить с кем бы то ни было, а Джелла, последний живой ребёнок Ариенкранцов, была занята только тем, что плакала или смотрела в пространство перед собой несфокусированным взглядом. В конце концов, она была девочкой ещё совсем не крепкого возраста, и тут, в течение такого короткого промежутка времени, потеряла дядю, обоих братьев и отца. И она не только их потеряла, она также видела, в какой атмосфере, при каких обстоятельствах всё это произошло. В таком возрасте люди ещё не умеют оценивать события глубоко и рационально, да вот только поверхностные и иррациональные оценки часто оказываются куда точнее. (Было бы, наверное, наоборот, если бы люди были по большей части рациональными, каковыми они, к счастью или сожалению, вовсе не являются).