– Я бы не отказалась от горячей пиццы, – сказала Маратовна. – Жаль, что нельзя позвонить и заказать.

Тут в моей голове словно что-то щелкнуло. Позвонить! Нужно связаться с родителями и узнать, все ли у них в порядке. Я ринулась к своей сумочке, достала телефон, разблокировала его и не смогла сдержать стон разочарования. Нет сети. Слезы потекли по щекам. Я была обижена на весь мир. На телефонную связь, которой не было. На себя, потому что я не взяла трубку, когда звонила мама. На синих, которые ворвались в нашу жизнь. На правительство, которое не только не смогло остановить заразу, но и закрыло город, оставив живых людей умирать. На весь проклятый разрушенный мир.

Маратовна подошла ко мне и положила руку на плечо. От ее молчаливой поддержки мне стало немного лучше. Я вытерла слезы.

Решив, что за прилавком есть будет неудобно, мы с Маратовной сооружали импровизированный стол – два стула для опоры и доска с объявлениями сверху, как вдруг раздался звук бьющегося стекла. Мы замерли и прислушались. Можно было ожидать чего угодно. Разбушевавшаяся фантазия рисовала разнообразные картины происходящего: вернулся хозяин магазина, синие нас окружили, пришли другие люди.

В наступившей тишине мы отчетливо слышали шаги. Кто-то шел к нам. Крался. Краем глаза я видела, как Маратовна очень медленно потянулась за Олегом. «Ну здорово, – подумала я, – а мне даже защититься нечем». Я застыла с закрытой банкой тушенки в руках.

Вдруг дверь открылась.

Я даже не успела ничего подумать, как моя рука бросила в заходившего консервную банку. Это действие сопровождалось диким писком, вырвавшимся из моей груди. Вероятно, сработал инстинкт самосохранения. Но скорее всего, я просто испугалась.

– Ай, бля! – заорал человек, который вошел. – Варя, ты че дура???

Это был Дима. Он держал руку у лба. Видимо, я попала ему в голову. Услышав знакомый голос, я испытала ни с чем несравнимое облегчение и бросилась к нему на встречу.

– Димочка, прости, пожалуйста, я не хотела. Я думала…

– Что ты думала? – все еще орал Дима, корчась от боли и потирая лоб.

– Мы услышали звук разбитого стекла. И я подумала, что кто-то хочет нас ограбить, – оправдывалась я.

– Курица! – крикнул Дима, слегка оттолкнул меня и закрыл дверь. – Это я лампочку разбил над входной дверью!

Маратовна прыснула и разразилась таким заразительным смехом, что вскоре мы хохотали втроем. Необходимо было выплеснуть напряжение бесконечного тяжелого дня. Мы в безопасности. Относительной безопасности, но все же. Облегчению не было предела.

Смех прекратился также внезапно, как и начался. Ели молча, жадно.

Владелец магазина, по всей вероятности, был очень запасливым человеком. Мы нашли несколько бутылок вина, поллитровку виски и несколько литров самогона. Крепкие напитки решили взять с собой, а бутылку вина открыли за ужином. Складной штопор нашли за прилавком.

Немного утолив голод, Дима поднял одноразовый стаканчик с темно-красным вином и сказал:

– Давайте проводим этот памятный день, с которого начался гребанный апокалипсис.

– Не чокаясь, – поддержала Маратовна.

– Не чокаясь, – вторила я.

Мы выпили, думая каждый о своем. Меня не покидали тревожные мысли о родителях. Как они там? Живы ли? Сердце болезненно сжималось. Мама. Папа. Мне стало жаль, что я так долго была далеко от них. Что так редко ездила в гости и редко звонила. И все еще мучала совесть, что я не ответила на последний мамин звонок.

Я взглянула на Диму. На лбу у него вылезла шишка от консервной банки, брошенной мной. Вспомнился день нашего знакомства. Когда я устроилась в ивент-агентство, Дима уже там работал. Он пришел на работу с синяком под глазом. Позже я узнала, что он защищал девушку от хулигана. В этом весь Дима – ни одну девушку не может бросить в трудной ситуации.