Началась эпидемия сыпного тифа, и немцы старались уберечь своих солдат от эпидемии. Всех заболевших беженцев отвозили на машинах в русские больницы. А там пусть русские врачи с этой эпидемией борятся. Это был хоть небольшой, но все-таки шанс остаться на своей земле.

Очень оперативно нас посадили в сани, и, сопровождаемые вооруженным немецким солдатом, мы опять двинулись в путь. Мы ехали в какую-то деревенскую больницу, куда немцы свозили заболевших беженцев. Полозья саней скрежетали по булыжной мостовой. Навстречу нам по дороге двигалось какое-то странное сооружение. Уступая дорогу, лошадь свернула на обочину, а сани застряли в снегу. Это «что-то» приблизилось к нам: человек 20–25 наших военнопленных были впряжены в огромную колымагу, срубленную из бревен и досок. Бревна заменяли полозья. А на бревнах из досок была сооружена клетка, в которой тоже стояли военнопленные. Грязные, оборванные, раненые, голодные. У некоторых не было обуви, ноги обмотаны тряпками. Эту клеть-колымагу очень трудно сдвинуть с места, тем более истощенным, голодным людям. Четверо русских полицейских плетками стегали обессилевших людей, они падали, скользили по мостовой. Наши сани прочно забуксовали в снегу. Колымага тоже забуксовала и остановилась напротив нас. Запомнились тоскливые глаза на изможденных, заросших щетиной лицах. Полицейские совсем озверели. Они бегали, кричали, ругались, били наотмашь нагайками пленных, чтобы они потащили эту колымагу. Молоденький пленный в шинели с оторванным рукавом никак не мог подняться на ноги, опираясь на раненую руку. Кровь проступала из-под грязной повязки, только глаза его с ненавистью смотрели на прыгающего рядом русского полицая. Взмах нагайки – и кровь брызнула из рассеченной обнаженной руки молодого человека. Но подняться у него уже не было сил. Взбешенный полицейский схватил автомат и в упор выпустил целую очередь в голову молодого человека. О, ужас! Голова его раскололась на части.

Звук автоматной очереди испугал нашу лошадь, и она понесла нас от этого ужасного места… Выехали из города. Кругом белые поля, лес, тишина. Как будто, нет войны. Но это не так. Немец с автоматом везет нас на встречу с новыми трудностями, опасностями. А в глазах у меня стояла эта страшная колымага и расколовшаяся голова молодого человека. Этого забыть нельзя.

Заснеженные поля и леса. Наконец прибыли к месту назначения. Деревянное двухэтажное здание больницы. Нас обступили какие-то люди. Выделялась среди них полная властная женщина, пренебрежительно и брезгливо посматривавшая на нас. Она сходу изрекла: «Пока вы еще живы и можете двигаться, берите лом и лопаты и копайте себе могилы. На большее не рассчитывайте». Это была Пелагея Романовна – заведующая больницей. Но копать замершую землю у нас просто не было сил. Нас отвели в маленькую холодную комнатку с водяными подтеками на стенах. Бросили нам чехлы, набитые соломой, и какие-то одеяла…

Наутро мама отправилась на работу. Больница была переполнена тифозными больными. Сестра вынуждена была пойти работать санитаркой. Уходя на работу, сестра надевала на запястья рук сделанные из бинта браслеты, наполненные дустом. Вечером, придя с работы, она аккуратно снимала с этих браслетов серых вшей. Просто какое-то чудо, что мы не заболели. Маме и сестре начали выдавать скудный паек. А я рыскала по заснеженным полям в поисках пищи. Несколько мерзлых кочанов капусты были моей удачей. Капуста оттаяла, и мы засолили ее в бочке. К сожалению, потом бочка потекла и часть капусты испортилась. Еще я нашла полмешка костной рыбьей муки, которая использовалась для удобрения полей. Есть хотелось очень. Варево из этой муки, без каких-либо добавлений других продуктов, без соли и хлеба… Чудовищно! Но ели.