она уверует в Христа!
Захохотал тут чёрт зловеще,
да громко так захохотал,
что пол во всей пещере этой,
так ходуном и задрожал.
– Ну что ж, не стал меня ты слушать,
не захотел идти со мной,
тогда иди своей дорогой,
ещё мы встретимся с тобой.
И я пошёл, нет, побежал я,
из этой проклятой норы,
боялся очень опоздать я,
хранитель ждал там, впереди.
Под гору вниз я так скатился,
перед Хранителем смутился,
ему уткнулся в балахон,
а он загривок взял ладонью,
по волосам меня провёл
и тихо-тихо мне сказал:
– Я рад, что ты назад вернулся,
под бесом там ты не согнулся,
что веру в Бога не предал,
за перстень душу не отдал.
Слеза его из глаз скатилась.
– Но, что с тобою тут случилось? —
не верил я своим глазам.
– Моложе стал ты, без сединок,
и меньше у тебя морщинок,
и больше радости в глазах.
– За то, что там ты не продался,
а верен Господу остался,
помолодел с тобой и я,
лет пятьдесят с того я сбросил.
Тебе на веру, мне на пользу,
покрепче стала стать моя,
да и с душой там ангел тоже,
помолодел вот так, как я.
Да только вот, ещё нам рано,
идти туда к нему с тобой,
пройти дорогу здесь вот надо,
чтобы вернуться за душой.
Он взял меня рукой под локоть,
с коленок на ноги я встал, а он,
помолодевший стал и гордый,
с надеждой тут меня он ждал.
– Отсюда мы другой дорогой,
теперь туда пойдём с тобой,
где по пути ты встретишь детство,
и окунёшься с головой.
Туда пройдёшь ты ненадолго,
чтобы исправить там грехи,
хотя они в далёком прошлом,
но все же все они – твои.
Ковром поляна там стелилась,
под шелковистою травой,
ручьи в овраге там струились,
переливаясь бирюзой.
А птицы там такие трели!
Над головой всё время пели,
и ангелы, как молоко,
летали там невысоко.
Деревья там в такой управе!
Что голос ты поднять не вправе,
вокруг стоит там тишина
и благодать кругом одна.
Всегда там солнце высоко,
и до заката далеко.
Там время не стоит на месте,
и мы с Хранителем вдвоём,
идем по полю босяком.
– Смотри наверх, не удивляйся,
увидишь прошлое своё,
чтоб впредь потом не ошибаться,
уроком вспомнишь ты его.
И там, вдали, над горизонтом,
совсем в коротеньких штанах,
сверкая пятками в болячках,
и со слезами на глазах,
бежал мальчишка, очень тонкий,
весь перемазанный в чулках.
– Скажи, Хранитель, в чём тут грешен? —
ведь это детство же моё,
а это, как и мне известно,
безгрешно в жизни же оно.
– Безгрешно, тут с тобой согласен,
ты дальше жизнь свою смотри.
И я смотрел и удивлялся,
как будто заново рождался.
по школе жизнь моя прошла.
Потом я в армию собрался.
пришёл, с девчонкой повстречался,
жениться я на ней собрался,
и тут вдруг кадр задержался.
Хранитель постоял немного,
подумал он и, всё ж, решил:
– Вот здесь ты первый раз нарушил,
вот здесь ты грех свой совершил.
Ты заповедь нарушил Божью,
решил жениться без любви,
связать ты жизнь свою решил,
из интереса, так и жил.
Ты жил в тумане и в обмане,
ты не любил, ты просто жил,
и вот, поэтому пред Богом,
ты грех великий совершил.
Смотри же дальше, что там было.
И я увидел пьянку, блуд!
Да-да, со мной такое было,
всё наяву происходило,
когда ж, я снизу вверх глядел,
лицом краснел я, и бледнел.
– Ну, что ж, я вижу понимаешь,
во всё своё теперь вникаешь,
что ты когда-то совершил,
что слишком много нагрешил.
И это всё тебе уроком,
послужит в скором недалёком,
так что сравни, как раньше был,
чтобы опять не потужил.
Мы дальше шли травой пушистой,
такой же нежной и игристой,
наверх смотреть я продолжал,
и в жизнь свою вникал, вникал.
Увидел я со мной что было,
что будет я теперь смотрел,
хотя и то, что будет завтра,
в норе у чёрта я глядел.
Почти всё тоже я увидел,
и тишину, и свой покой,
и брак гражданский тоже видел,
прошёл который стороной.
А вот и женщину ту встретил,