– Я знаю, что кажусь тебе бессердечным дельцом, Мёрси, но надеюсь, ты понимаешь, что я искренне желаю тебе и твоей семье всего самого лучшего.

Мёрси резко остановилась.

– Мистер Каннингем, чего вы хотите?

– Уверен, тебе известно, что я хочу купить «Бердсолл и сын».

Мёрси не ответила, и Каннингем продолжил кошмарно покровительственным тоном:

– Я знаю твоего отца и знаю тебя, и, пожалуй, могу представить, как у вас шли дела после… того несчастья с Роем. Ты молода. Вся жизнь впереди. Зачем позволять загибающемуся делу отравлять лучшие годы?

Мёрси посмотрела на самоуверенное, самодовольное лицо Каннингема с расчетливым взглядом зеленых глаз, идеальным орлиным носом и зубами, слишком уж белыми и ровными для настоящих, и выдала такой блеф, на который и не знала, что способна:

– Вряд ли вы захотели бы купить «Бердсолл и сын», если бы мы загибались. Сдается мне, вы хотите купить нас, потому что боитесь.

Кертис Каннингем был ниже Мёрси ростом, но все равно ухитрялся смотреть на нее свысока.

– Дорогуша, у меня точки в шести приграничных городах. За день мы обрабатываем до сотни трупов. Наши новые заплатки из сока сердцевидного ореха, прикрывающие неприглядные раны и приводящие усопших в пристойный и мирный вид, ожидают патента, а бальзамирование быстро вытесняет соль. Общий бюджет позволяет предлагать клиентам дорогие товары по доступным ценам, а еще мы отвозим тела по всей Федерации Островов Кадмус в течение пары дней. – Он кивнул на костры. – Взгляни-ка. На ваш один приходится восемь костров Каннингема, и у нас никто не окончит свои дни в банке из-под печенья.

Мёрси не дала себя запугать.

– Вы вымогаете у покупателей деньги, продавая им лодки с конвейера с преступной наценкой, и убеждаете их, что бальзамирование соком танрийского сердцевидного ореха необходимо «в целях санитарии». И за это тоже дерете с них деньги. Ну что ж, в этом городе «Бердсолл и сын» не отстает, к тому же в этом году мы получили существенный доход от предварительной оплаты. Мы принимаем около четверти неопознанных тел с Западной базы, потому что так правильно, потому что это доброе дело, а вам похороны неопознанных нужны в качестве рекламы. Так что будьте любезны, не делайте вид, что хотите нам только добра, ведь все, что вам нужно – раздавить нас, как букашку. Мы вам не продадим дело.

Каннингем достал из кармана платок и промокнул блестящий лоб.

– И как ты собираешься удержаться на плаву, когда Рой уйдет на пенсию? У меня новичок был однокурсником твоего брата, он рассказал, что Зедди бросил погребальные ритуалы и процедуры на первом же году. Так что у руля ты, Мёрси, и, как бы хороша ты ни была, ты одна. Долго ли ты продержишься против всего «Каннингема», если я решу выдавить тебя из бизнеса?

«Боги, он знает про Зедди!» – в ужасе подумала она. Ощущение было такое, будто он вылил ей на голову ведро ледяной воды, но она удержала на лице застывшую резкую улыбку.

– Наверное, есть только один способ выяснить, – бросила она ему, попрощалась, прежде чем отпустить его локоть, и пошла обратно к кострам одна.

– Видимо, просил уговорить меня продать дело? – спросил папа, держа в руках импровизированную урну, пока баржа прыгала по грунтовке. Днем он сам полез за прахом, несмотря на строгий запрет Мёрси, пока они с Каннингемом ушли на «прогулку», и теперь был пугающе бледен. Ее подмывало выдать Зедди, но она решила не расстраивать отца еще сильнее точным пересказом беседы с Каннингемом, хотя правда, которая крылась в хорошо просчитанном предложении, грызла ее изнутри.

Не успела Мёрси ответить, как баржа зафыркала и замедлила ход, и Мёрси едва успела свернуть на обочину, прежде чем совсем остановилась. Только теперь она заметила, что индикатор бензина стоит на отметке «Пусто». Мёрси откинулась на подголовник и спросила у отца, уже не в первый и, наверное, не в последний раз: