– Хорошо, так что будем делать? – У Дакерса блестели глаза в предвкушении приключений, и Харт решил, что столкнуть его в воду, чтобы научился плавать, – отличное решение.

– Ты подойдешь к ним и покажешь свой новенький значок. Потом велишь им бросить шерсть и убираться, а то арестуешь. Я прикрою.

Глаза Дакерса потеряли блеск.

– Что? А может, лучше вы сходите помахать значком?

– Я-то уже умею махать значком. Это ты учишься.

Дакерс приценился к блеющей голубой овце и пьяным подросткам едва ли моложе его самого.

– Это обязательно?

– Быть маршалом – это не только героически сражаться с бродягами. Ты теперь на стороне закона, а эти прохвосты его нарушают.

– Но я даже бродяг еще не видел!

Харт уже знал, что препираться с Дакерсом смысла нет. Нужно было просто промолчать и эдак скучающе на него посмотреть. Дакерс всегда сдавался.

– Ладно, – пошел на попятный он, с шипением втянув воздух сквозь зубы.

– Все получится. Я рядом. Иди, наваляй им. – Харт хлопнул его по плечу – своего рода знак поддержки; таких дружелюбных жестов за ним обычно не наблюдалось, но, кажется, Дакерсу это помогло обрести необходимую отвагу. Он расправил плечи и пошел к мальчишкам, а Харт шел следом.

– Прошу прощения, господа, – властно окликнул их Дакерс звенящим голосом. Харт решил, что это неплохое начало.

Один из мальчишек машинально хихикнул, а второй застыл, побелев в свете фонаря.

– Я маршал Дакерс, служба танрийских маршалов. – Тут Дакерс сбился. Между ним и юными правонарушителями повисла неловкая пауза. Он опустил дрожащую руку на мини-арбалет у бедра и заявил: – Бросайте шерсть и останетесь в живых!

– Сраное Соленое Море! – буркнул себе под нос Харт, качая головой, и прикрыл ладонью лицо, чтобы браконьеры не увидели его досады.

Мальчишки переглянулись и расхохотались.

– Давай заново, – кашлянул Харт.

– Валите домой, а то арестуем! – велел им Дакерс, но они все хохотали.

– И? – намекнул Харт.

– И?.. А, шерсть! – Дакерс повернулся к парням. – И шерсть бросьте!

– Погоди-ка, у меня тут где-то разрешение, – сказал тот, что посмелее. Покопался в кармане комбинезона и выудил оттуда средний палец под хихиканье друга.

– Можно их пристрелить? – спросил у Харта Дакерс.

Харт был уверен, что это шутка, но на всякий случай твердо ответил:

– Нет.

Дакерс попытался еще раз.

– Повторяю в последний раз. Бросьте шерсть и убирайтесь, иначе арестую.

Тот, что понаглее, достал из кармана фляжку и сделал глоток.

– О-о-ой, боюсь-боюсь! Геральд, тоже в штаны уже наделал, да? – Он передал фляжку товарищу, тот кивнул, хохотнул и присосался к фляжке.

Тут Харт заметил, что по ветвям деревьев над мальчишками скачет хват – одержимый хват. Он подобрал с земли камень и бросил, сбив мелкого бродягу лягушачьего вида с ветки. Тот свалился прямо на противного дружка Геральда, размахивая лапами и вопя «Хва-а-а-а-а-а-а-а-ат!» хриплым мертвым голосом.

– Сними! Сними его! – завопил парень, но Геральд взвизгнул, как паникующая свинья, и умчался, бросив друга, а тот стряхнул мерзкую шерстяную лягуху с головы и в ужасе бросился вслед за Геральдом.

Восставший из мертвых хват перевернулся на лапки и запрыгал к Дакерсу. Один глаз вывалился из глазницы и болтался на связке. Дакерс застыл в ужасе, а Харт достал рапиру и трижды пронзил бродягу, с третьего раза попав в аппендикс. Из раны вырвалась душа, и Харт уже не впервые подумал: в каком же отчаянии и растерянности должна пребывать человеческая душа, чтобы захватить полусгнившего хвата? Но опять же, ему ли судить? Он и сам все чаще чувствовал растерянность и отчаяние.

Он вытер клинок платком, который носил в кармане, и убрал рапиру в ножны, а потом взглянул на испуганного, посмурневшего Дакерса.