– Вы прекрасно справляетесь, – добавил мой бесстыжий друг. – Меня вы очаровали, а это не так-то просто сделать!

Он шутливо поднял вверх указательный палец. Я вспыхнул и огляделся по сторонам, не найдется ли чего поувесистей, вроде томика Китса, чтобы кинуть в него и тем самым немного приглушить неуместное веселье.

Валентайн поднялся со стула, примиряюще держа руки перед собой, и подошел ко мне.

– Дориан, вы должны попробовать. Вы из нас двоих наиболее нормальный, а нам не помешает погрузиться в происходящее хоть немного, прежде чем мы поймем, какие роли уготованы здесь нам.

Он взял с туалетного столика мою черную ленту, обошел меня со спины и принялся заплетать мне хвост.

Я задумался. Если отбросить в сторону мою нелюбовь к разговорам с живыми людьми, я понимал – чем быстрее мы поймем, с чем имеем дело, тем проще нам будет определиться с дальнейшими действиями. Я сейчас уже не был уверен, кому мы приехали организовывать похороны, и не удивился бы, если бы выяснилось, что лорд Лейтон позаботился досрочно о своих собственных. Усмехнувшись этим мыслям, я посмотрел в зеркало, отметив аккуратно завязанный бант, и первым вышел в коридор.

На кухне было пусто. Это удивило меня и даже немного расстроило – спускаясь по лестнице, я так отчаянно готовился к тому, чтобы предаваться пустым разговорам с милыми барышнями, что отсутствие этих самых барышень выбило меня из колеи. На мгновение я сам поверил в то, что желал этой беседы.

– Где же все? – Я огляделся по сторонам.

Добротный кухонный стол был прибран, но не накрыт к ужину. Значит, слуги еще не возвращались сюда, несмотря на гонг, призывающий к столу. Не было даже кухарки. Я заглянул за небольшую дверцу и увидел теплую еще печь, где стояла кастрюля, из которой исходил ни с чем не сравнимый аромат слегка подгоревшей овсянки. Пока я печально осознавал, чем это чревато для голодных нас, Валентайн в два шага оказался у печи и пригасил огонь.

– Вот так. По крайней мере, ужин не пострадает, – пробормотал он. – Но куда всех унесло?

Словно отвечая на его вопрос, над нашими головами раздался отчаянный крик. Я вздрогнул. В голове моей сразу пронеслись легенды о баньши – духах умерших, своим нечеловеческим воем предрекающих скорую смерть тому, кто услышит их вой. Сердце зашлось, и я, прижав руку к груди, медленно осел на стул.

На Валентайна чудовищный вой не произвел, кажется, никакого впечатления. Ухватив пальцами свой подбородок, он осматривался, наклоняя голову то к правому, то к левому плечу, и оттого удивительно напоминал деловитого грача, из тех, что тщательно обойдут и оценят корку хлеба со всех сторон, прежде чем склевать.

Вой стих, а сердце мое все никак не унималось.

– Друг мой, что вы там так тщательно рассматриваете? – наконец вдохнув, спросил я.

– Пытаюсь понять, как это у них все устроено, – ответил он, глядя куда-то вверх. – Вот, видите? Эти трубы разносят любые звуки по всему особняку. Подозреваю, что разговоры тоже, главное – знать, как слушать. Кстати, Дориан, предлагаю нам с вами перестать что-либо обсуждать в наших спальнях иначе, кроме как шепотом. У здешних стен весьма неплохие уши…

– А что это был за вой?..

– Всего лишь женский крик. И, если предчувствие меня не обманывает, когда мы отправимся тем маршрутом, которым слуги обычно ходят в жилую часть дома, мы отыщем источник этого звука. И новые неприятности на наши грешные головы заодно.

Предчувствие Валентайна не обмануло. Стоило нам пройти коридор насквозь и выйти в неприметную дверь, соединяющую флигель с основным крылом особняка, как в скором времени мы обнаружили собрание слуг, которые, подобно птичьему парламенту, собрались в центре гостиной, что-то шепотом обсуждая. Одна из горничных, миловидная худенькая девушка в черном платье и с белой наколкой в аккуратно уложенных волосах, причитала в голос. Слов было не разобрать, но именно ее крик мы услышали через трубы на кухне.