Я окинул орлиным взором приготовившихся к состязанию новичков и скомандовал:

– Вни-има-ани-ие!.. Начали!

Молодые стали резво вязать узлы и крепить на концах верёвки карабины. «Моя школа», – с удовлетворением отметил я про себя. Дальше – сложнее. Засуетились, не зная, с чего начать. Владик Святкин, как самый старший из новичков, взял инициативу на себя. Он засунул карабин в левый рукав, затем запустил правую руку под куртку, ухватился за него, вытянул и тут же спустил в правую штанину. Верёвка скользила по телу как змея, и Владислав заорал от щекотки. Тем не менее, начало было положено, и остальные участники состязания стали повторять его телодвижения.

Обе команды действовали быстро и слаженно. Соревнование сопровождалось девичьим визгом и диким ржанием парней. «Старички» бросались едкими комментариями из зрительного зала, наслаждаясь забавным зрелищем на сытый желудок.

Вскоре обе команды были нанизаны на верёвку и с нетерпением ждали вердикта судьи. Они ещё не догадывались, какой сюрприз им уготовили. Я лукаво улыбнулся и сделал условный знак Затяжкину. Мы моментально соединили карабинами обе верёвки, и молодые оказались связанными в кольцо. Ловушка захлопнулась.

Под аплодисменты и одобрительные возгласы «старожилов» турклуба мы с Витей усадили всю связочку потрясённых нашим коварством новичков на заранее приготовленные полиэтиленовые тенты от палаток.

– Та-а-ак! Попались птенчики! – Я торжествующе потёр руки и обратился с пламенной речью в зрительный зал. – Братья и сёстры! Эта зелень пузатая… – указал перстом на связанных пленников, – …имеет наглость претендовать на почётное звание ТУРИСТ!

Из зрительного зала понеслись задорные вопли и залихватский свист.

– Вот сейчас мы и узнаем, на что они способны, и кто из них достоин стать полноправным членом нашей дружной семьи! – жизнерадостно выкрикнул Витя Затяжкин.

Молодые, конечно, сразу поняли, что начинается оно самое, страшно-ужасное посвящение. Сбежать уже нет ни малейшей возможности, и теперь придётся терпеть от коварных «старичков», не гнушающихся омерзительными средствами, всякие несусветные пакости. В этот момент из лесной чащи донеслись странные приближающиеся звуки.

– А вот и царь лесной пожаловал! – возвестил я радостным голосом. – Встречайте!

К нашей поляне приближалась шумная толпа ряженых. Одного тащили на руках, словно инвалида. При беглом взгляде на эту весьма сомнительную компанию можно было подумать, что в психбольнице объявлен день открытых дверей или горемычных узников дурдома выпустили по недосмотру. На самодельных сучковатых носилках гордо восседал какой-то придурковатый малый, в котором угадывались черты Большого. На голове убогого была треснутая защитная каска, а лицо скрывалось под марлевой маской с круглыми отверстиями для глаз. В правой руке бесновался видавший лучшие времена ледоруб. На левой ладони приплясывал походный автоклав. Сии регалии, по всей видимости, должны были отождествляться у очевидцев со скипетром и державой, а битая каска – с короной. На ногах Большого красовались старые потёртые вибрамы в зубастых кошках.

Зрительный зал взорвался бурными аплодисментами и диким улюлюканьем. Молодые были поражены столь интригующим началом и негромко обменивались впечатлениями.

– Его величество, царь всех лесов и подлесков! Рек, озёр и болот! Гор Памира, Тянь-Шаня, Алтая и Кавказа! Правитель гор Фанских, Саянских, Хибинских, Карпатских, Уральских… и прочая, прочая, прочая! Со своей свитой! – представил я напыщенно прибывшую делегацию.

Царя усадили на почётное место у костровища напротив пленников. Он грозно рычал и что-то неразборчиво бормотал: самодержец был то ли не в духе, то ли «под мухой». Вперёд выступил Матроскин, одетый в широкополую шляпу и длинный плащ. На ногах поблёскивали начищенные по этому случаю сапоги фабрики «Скороход», которые с определённой долей условности можно было принять за ботфорты. В левой руке он держал какой-то свиток.