– Ты, наверное, Марьяна? Или Лиза? – спросила она. – Мне Изи про вас рассказывал, вы – новенькие на острове, так ведь? Меня зовут Вероника, – не дождавшись ответа на свои вопросы, она представилась и дружелюбно протянула мне свою руку.

– Марьяна, – я тоже представилась и пожала её руку в ответ. – Так только мужчины здороваются, – заметила я вслух, но на это она ничего не ответила, только жестом пригласила войти в дом.

– Я к тебе пришла, чтобы узнать, нет ли у тебя лишнего мыла? – все ещё стоя на пороге, я залпом выпалила фразу, которая казалась мне такой унизительной.

«Как это жалко прозвучало, – с негодованием думала я в эту минуту, —росить кусочек мыла, когда оно стоит копейки! До этого я и представить себе не могла, каково это – нуждаться в чём-то. Вернуться бы сейчас в наш дом на минутку и взять всё, что нужно!» – мечтала я, стараясь заглушить мучительное чувство стыда. Дома мылом я пользовалась нечасто, разве что руки сполоснуть, отдавая предпочтения гелю для душа с ароматом кокоса, ванили или шоколада. Мне стоило лишь сказать Анне, женщине, которая убирала у нас в доме, какой я хочу аромат, и в этот же день или на следующий, она его приносила. «Жаль эта девчонка не знает, какой у нас дом в Москве и сколько там мыла»!

– Ты собираешься заходить? – из хижины послышался её голос.

Я прошла внутрь и не поверила тому, что увидела. Первое, что бросилось в глаза – обои на стенах с изображением полевых цветов. Хижина, в которой жили Изи с дочерью, оказалась намного просторнее той, где ютились мы вчетвером. Посередине комнаты стояла деревянная ширма, отделяющая половину, где обитала Вероника, от половины её отца. Какая часть комнаты кому принадлежит, понять было нетрудно. На стороне Изи обстановка была спартанская: кровать с тумбочкой, а над кроватью – большой, видимо, сделанный вручную деревянный крест. На половине Вероники стояли такая же кровать и тумбочка, но на стене висело большое, почти во весь рост, зеркало. Я быстро перебегала глазами с предмета на предмет, пока мой взгляд не приковала тумбочка, крышка которой сплошь была заставлена всякими безделушками, бутылочками с духами и прочей косметикой. А главное, на что я сразу же обратила внимание, на ней лежала красивая щётка для волос. В этот самый момент Верника уже рылась под кроватью, где у неё стояли открытые деревянные ящики со всякой всячиной. Пока она их выдвигала один за другим, я заглянула в зеркало, и моё отражение оказалось настолько ужасным, что я покраснела от стыда. Потемневшая кожа, растрёпанные и выгоревшие на солнце волосы торчат как солома, измятая, пропахшая потом одежда, что уж говорить о грязных ногтях и немытом лице? Машинально я попятилась назад, ближе к выходу и подальше от Вероники, чтобы она не почувствовала запах пота, который, как мне казалось, ещё острее ощущался в закрытом помещении. Вжавшись спиной в небольшой шкаф, что стоял слева от входной двери, я подняла голову вверх. Мой взгляд упал на висящий над дверью вентилятор. «Значит, догадка насчет электричества была верна!» – не понятно чему обрадовалась я. «Ну точно есть свет», – мои сомнения развеялись, когда я наконец обнаружила люстру, свисающую с потолка. И как я сразу её не заметила?! Вероника закончила рыться в ящиках и протянула мне запечатанный кусок мыла. На его упаковке была нарисована красная роза.

– Вот, возьми, но не потеряй и пользуйся очень экономно, – настойчиво посоветовала она.

– Спасибо большое, – отвечала я и направилась, было, к выходу, но тут вспомнила о расчёске и застыла на месте.

– А можно мне ещё расчесаться? – спросила я, закусив губу и тем самым давая понять, как мне неудобно просить о таком. На это она улыбнулась, но её улыбка отличалась от улыбки её отца. Мне она показалась не дружелюбной, а какой-то снисходительной. Вроде той, что выдавливает из себя прохожий, у которого просят милостыню, а у него в кармане завалялась пара монет как раз на такой случай.