Что же ему оставалось делать? Для изучения происхождения видов были нужны новые виды, а для этого требовалась новая экспедиция. Однако Уоллес был ограничен в средствах, истощен телом и лишен какой-либо репутации. Терра инкогнита, когда-то включавшая огромные неисследованные территории с туманным описанием лесов и островов, быстро исчезала с карт. Вооруженные корабли Британского флота, властвующие над морями и океанами, заходили в любые гавани и порты, чтобы присоединить девственные территории или вырвать колонии из рук дряхлых империй вроде голландской и португальской. Чаще всего на борту подобных кораблей находился натуралист. Дарвин попал на «Бигль», который отправлялся исследовать западное побережье Африки и Галапагосские острова, по рекомендации своего кембриджского профессора, а затраты всех пяти лет экспедиции были оплачены его отцом. Близкий друг Дарвина, ботаник Джозеф Долтон Гукер в 1839 отправился в четырехлетнюю экспедицию в Атлантику на «Эребе», а затем на несколько лет в Индию и Гималаи на «Сидоне». Члены Королевского общества из знатных семей с толстыми кошельками открывали каждый год сотни новых видов. К сожалению, у Уоллеса не было спонсоров из Кембриджа, которые могли бы рекомендовать его на корабль в какую-нибудь намечающуюся экспедицию.

Если Уоллес хотел оставить в истории свой след, у него не было времени разлеживаться в постели. Как только к нему вернулось здоровье, он начал пробивать себе путь в прославленные салоны лондонских научных сообществ, рассылая письма с приложенными рисунками, которые делал по памяти либо на основе немногих спасенных набросков. Буквально спустя пять недель после возвращения он уже зачитывал статью про бабочек Амазонии перед Энтомологическим сообществом. В Зоологическое сообщество он отправился с презентацией про амазонских обезьян, где высказал теорию, что после отступления великого океана, покрывавшего эти территории, три реки – Амазонка, Рио-Мадейра и Рио-Негро – разбили сушу на четыре разных области. Таким образом, произошло «Великое разделение», которое, по мнению Уоллеса, объясняло вариативность двадцати одного вида проживающих там обезьян, а также их распространение.

Хотя Уоллес все еще не знал ответа на вопрос о происхождении видов, он понимал, что география должна играть ключевую роль и служить важным инструментом в его поисках. Он яростно выступал против небрежности, с которой натуралисты записывали географические данные: «В различных работах по естествознанию, равно как и в наших музеях, данные о местоположении обычно представлены наиболее обще и туманно. Ю. Америка, Бразилия, Гвиана или Перу встречаются чаще всего; но, даже если бы эти образцы были подписаны «р. Амазонка» или «Кито», у нас не было бы ни малейшего представления, говорим мы о юге или о севере». Без точной информации о распространении разных видов невозможно узнать, почему и как они разделились. В понимании Уоллеса, бирки и ярлыки были так же важны, как и образцы, к которым они крепились.

Уже через несколько месяцев после своего возвращения Уоллес стал завсегдатаем лондонских научных сообществ, однако его настоящей задачей был выбор места для следующего приключения. Возвращение на Амазонку было лишено всякого смысла, – его приятель Бейтс все еще оставался там, продолжая собирать свою и без того огромную коллекцию. К этому времени он уже настолько вырвался вперед, что это лишало затею всякого смысла. Так же было бесполезно повторять путь Дарвина, а Александр фон Гумбольдт уже покорил все вершины Центральной Америки, Кубы и Колумбии. Уоллесу нужно было найти лакуну, участок на карте, который еще не прочесали соперники-натуралисты.