– Нет, – она так резко мотнула головой, что чуть не свернула шею, и, почувствовав, как увлажняются глаза, прошептала, – у меня правда просто болит голова.

Взяв себя в руки, Олег медленно поднялся со стула и еще медленнее, словно нехотя, покинул кухню. Настя так и оставалась неподвижно сидеть на своем месте, пока мужчина не вернулся и не положил перед ней на стол блистер с болеутоляющим лекарством. Еле слышно поблагодарив его, Настя извлекла из прозрачной упаковки со знакомым названием белую таблетку и, проглотив ее, запила водой. Едва она почувствовала, что в состоянии добраться до спальни, которая стало ее временным пристанищем, то незамедлительно поднялась на ноги. Олег не стал ее задерживать, молча проводив взглядом ее удаляющуюся фигуру, за которой преданно телепала его собака. Он не мог припомнить, чтобы после смерти его матери, Тяпа хоть к кому-то проявляла столь сильную привязанность.

Сама же Настя, добравшись до кровати, нырнула под плед, как пловец в водную пучину, надеясь затеряться в мягких глубинах небытия. Постепенно металлические молоточки, отстукивающие изнуряющий ритм в висках, затихли, и она, наконец, смогла собрать в одну кучу разбегавшиеся в разные стороны мысли.

Ее измученная душа тянулась к тому воображаемому оазису тишины и спокойствия, которые сулила предлагаемая Олегом поездка. Его слова никогда не расходились с делом, поэтому она не сомневалась, что он сможет устроить для этого отдыха все наилучшим образом. Пугала ли ее перспектива провести с ним какое-то время наедине? Разумеется, да. С другой стороны, она уже несколько дней живет с ним под одной крышей, и, положа руку на сердце, даже в чужой квартире она чувствовала себя не в пример спокойней, чем в родном доме, где, вроде как, даже стены должны помогать. Но в ее случае это по ряду причин не работало.

Но вот надолго ли хватит заботы Олега, обеспокоенно думала она. Ведь, когда он держал ее взаперти, то так же был чуток и внимателен к ней, а затем принуждал к близости с помощи силы, шантажа или угроз. Настя просто не сможет пройти еще раз через подобное, чтобы окончательно не утратить рассудок. В то же время, если она снова вернется к родителям, а они не оставят попыток «помочь» ей, то, вполне вероятно, рано или поздно ее все равно упекут в дурдом. «Родителям даже связи не понадобятся, – с горечью думала она, – для госпитализации появится предостаточно показаний».

Могла ли она довериться интуиции, утверждавшей, что Олег искренне сожалел о содеянном? Согласившись на эту поездку, она, по сути, добровольно станет его пленницей, оказавшись с ним вдали от остальных людей. Не этого ли он сам добивался, когда похищал ее? Настя не могла отделаться от внутреннего ощущения, что вслепую продолжает бродить по лабиринту, наивно полагая, что уже сумела выбраться из западни.

Конечно, ее несвобода вышла на новый уровень, и даже появилась иллюзия выбора. Наверное, стоило порадоваться, что в уединенный коттедж ее приглашали уехать пожить, а не увозили, запихнув в багажник. В ее нынешнем положении могла ли она как-то защитить себя? Например, в качестве подстраховки она могла бы рассказать о предстоящей поездки тому полицейскому, который недавно приходил к ним. «Андрей Ерохин», – вспомнила она имя оперуполномоченного. У нее ведь есть его номер телефона, и она могла бы сообщить ему о намерении ненадолго уехать с Олегом. Свой звонок она могла бы оправдать тем, что со связью на Алтае бывают перебои, поэтому не хотела бы никого лишний раз заставлять волноваться. К примеру, вдруг ее родителям снова придет в голову написать заявление, а так правоохранительные органы будут в курсе. Может быть, ее объяснения покажутся странными и подозрительными, но, по крайней мере, полиция будет знать, с кем и куда она уезжает.