Шофер бросил на нее быстрый взгляд.

– А я там и не был никогда, – признался он.

– Что?! – округлила глаза Анна. – Никогда? Вы не в Париже живете?

– В Париже. Просто занят очень. Работаю в ремонтной мастерской рядом с текстильной фабрикой. Мы чиним машины для обивочных тканей, тесьмы и позументов. Ну и швейные машинки тоже.

Анна улыбнулась – он очень смешно произнес слово «позументов», вызвавшее у нее ассоциации с узорчатыми лентами и бахромой для богатых домов, в которых сама она и не мечтала побывать.

– Вы не француз.

Он покачал головой:

– Нет, я итальянец. Точнее, флорентиец. Мои родители приехали сюда, когда я был мальчишкой. Отец был портным во Флоренции, но дела в Италии не заладились, и наш родственник нашел работу для моих родителей здесь. Они обжились на новом месте, устроились оба на швейную фабрику в Сантье[17]. Когда мы переехали во Францию, мне было десять.

– Тогда стыд вам и позор! Вы столько времени прожили в Париже, да еще и неподалеку от Лувра, а до сих пор не побывали в музее! – возмутилась Анна. – Хоть разок-то могли туда заглянуть.

– Ну, теперь уже поздно. – Шофер снова бросил взгляд в боковое зеркало на удалявшееся огромное здание музея. – Кстати, меня зовут Коррадо.

– Анна.

– Piacere[18]. Ты работаешь в Лувре? – Взгляд карих глаз на секунду обратился к девушке и снова сосредоточился на дороге впереди.

Она кивнула:

– Я помощница архивариуса, в основном выполняю обязанности машинистки. Когда-то хотела стать художницей, но из-за семьи… В общем, можно сказать, не смогла себе этого позволить. Нужно было зарабатывать на жизнь, так что я устроилась в музей. Но мне нравится быть среди произведений искусства.

Коррадо улыбнулся, и Анна отметила про себя, что у него красивое смуглое лицо и прекрасные ровные зубы. Она рассматривала его профиль, пока он внимательно следил за дорогой – они проезжали по кварталу Монпарнас, мимо входа в старые катакомбы Парижа.

– А ты, значит, портной?

Коррадо покачал головой:

– Мой отец и брат портные. Наш род связан со швейным делом во Флоренции на протяжении многих поколений. Но я бы себя скорее назвал предпринимателем. Занимаюсь починкой швейных и обивочных машин от и до. Не представляешь, какое сложное оборудование нужно, к примеру, для шелковой обивки и разнообразной тесьмы. Ужасно хитромудрые штуковины. В этом грузовике я их и перевожу. Забираю у заказчиков, доставляю в свою ремонтную мастерскую, а потом обратно на фабрики.

– Как же так вышло, что теперь ты везешь картины… неведомо куда?

– В Шамбор, – сказал Коррадо, и звук «р» прозвучал у него раскатисто, на итальянский манер.

– В Шамбор, – повторила Анна со своим мягким парижским выговором. – В замок Шамбор? В Долину Луары? – Огромный белый королевский дворец она видела только на картинках, когда листала книги в библиотеке луврского архива.

Коррадо кивнул:

– Туда мы и направляемся. Дирекция музея арендовала наш грузовик. Похоже, им не хватает транспортных средств. – Он побарабанил пальцами по рулевому колесу. – Отказаться от государственного контракта я не мог да и сам давно хотел куда-нибудь выбраться из Парижа.

– Понимаю твое желание. – Анна постаралась изгнать из мыслей образ Эмиля и обернулась в последний раз – Лувр был уже далеко, позади она видела лишь здания, обложенные мешками с песком. – Тебя здесь ничто… никто не держит?

Коррадо покачал головой:

– Нет, моя семья покинула город несколько недель назад. Заперли дверь в квартире и вернулись во Флоренцию. Думаю, они поступили разумно – решили уехать, как только услышали о наступлении немцев. Я поначалу собирался остаться и посмотреть, как все это будет, но потом пришли музейные работники и спросили, нельзя ли одолжить мой грузовик. Ну а я не позволю никому другому оседлать мою старушку. – Он похлопал по приборной доске, как будто это был бок любимой лошадки.