– Вася-я-я-я!

…Целый год мы ещё на нашей красавице ездили, а потом муж продал её во Владик кому-то за хоро-о-ошие деньги!

***

Я открыла глаза.

Надо же – задремала! А как будто наяву всё было и совсем недавно. Как сейчас.

О чём это я думала перед тем, как дрёма одолела?… О нынешнем поколении… Вспомнила о зяте подруги… Да, это ему я тогда эту историю рассказала. Когда кран он починить не мог, – а всего-то – прокладку заменить надо было. С тех пор никогда не слышала от подруги жалоб на него. Говорит, с того дня, если что-то у него не ладится, сядет к компьютеру и ищет подсказку там в нём, пока не найдёт то, что надо. И сам теперь за все дела мужские берётся – и просить не надо!

Тут мысли мои снова вернулись к сегодняшнему дню и лицедейству за окном. Я поняла, что воспоминания о былом успокоили меня, и потому не осталось во мне ни раздражения, ни возмущения на происходящее вокруг. Что же делать? Какое время – такие и песни! Я бы ещё добавила: какое время – такие и певцы. Остаётся надеяться, что и эти великовозрастные дети когда-то окончательно повзрослеют, и придёт к ним понимание своей роли и места в этой жизни, как и ответственности за вокруг происходящее.

– Стой! Стрелять буду!

По пятам за ним гналась сама Смерть. Он чувствовал, даже, кажется – слышал, как вокруг него свистят пули. Смерть гналась за ним, но жажда жизни подгоняла его ещё сильней.

И ему уже казалось, что это не пули свистят, а ветер, от сумасшедшей скорости его бега, бьющий в лицо. Казалось, что свист ветра в ушах заглушает все другие звуки. Но он ЗНАЛ – это продолжала свистеть свинцовая Смерть.

Ему оставалось только повернуть за угол, и он был бы спасён – дальше начинались Питерские дворовые колодцы, созданные домами постройки девятнадцатого века, со сквозными подворотнями и, в большинстве своём – с двойными входами-выходами. Но в этот близкий миг спасения, Егор увидел, как впереди, метрах в десяти от него, открылась дверь, и из парадной на улицу вышла хорошо одетая молодая женщина за руку с упитанным карапузом лет четырёх, и вслед за ними, на самую середину тротуара, выскочил второй мальчуган постарше – лет десяти.

А свинцовая Смерть продолжала неотступно преследовать Егора и грозила сейчас вместе с ним унести с собой ещё и жизни вот этих троих.

– Ложись! Ложись! – из последних сил заорал он, рубящим движением руки сверху вниз сопровождая свой отчаянный крик.

Женщина, видимо, услышав и выстрелы и крик, резко развернулась всем корпусом в его сторону, сильно дёрнув при этом малыша за руку. Тот заревел. Старший мальчишка мгновенно присел на корточки.

Времени больше ни на что не оставалось – и Егор, даже не собираясь притормозить, врезался в женщину, увлекая за собой на мостовую и её и ребёнка, и одновременно толкая туда же второго мальчика. И накрыл их собой…

И наступила ТИШИНА.

***

Они лезли отовсюду, шли потоком, как в сказке Андерсена о Нильсе. Они были и маленькие и большие, серые, бурые и даже! – тёмно-розовые, как свёкла. Когда её очистишь. Они оставляли за собой слизкий след и ничего не боялись. Они заполняли комнату и коридор, уверенные в себе. Весь пол был усеян этими бурачного цвета тварями – детёнышами. И рядом с детёнышами – их мамаши – огромные крысы. Прямо как на лежбище морских слонов. И слизь от них на полу кругом, слизь!

Она орала, чтобы кто-то вызвал санэпидемстанцию, но никак никто не мог никого вызвать – то ли номер не отвечал, то ли они его не знали. Какой-то мужчина, хорошо ей знакомый, чуть ли не бывший муж, принёс ей рюмку воды, и она выпила её, давясь и обливаясь.