В некотором смысле мне всё же повезло. Несмотря на то что из-за депрессии я периодически ощущал свою жизнь как никчемную, семье грозил хаос, а преподавание и работа над книгой казались непосильными, – я не потерял ни семью, ни работу, ни, если на то пошло, свою жизнь. В 51 год я капитулировал перед депрессией, то есть перестал верить, что когда-нибудь полностью избавлюсь от этой «болезни». Для меня депрессия – разновидность хронического заболевания, что-то вроде психического артрита, то, с чем просто приходится жить. Моя цель – сжиться с депрессией насколько возможно. Я продолжаю принимать лекарства, хотя толком не понимаю, «работают» ли они, и надеюсь, что депрессия больше не скрутит меня, как в Орландо и в последовавшие за той поездкой годы.

Один из способов справиться с личной проблемой – написать о ней. Я убежден, что писательство действительно обладает значительной терапевтической ценностью. Как социолог, я считаю себя избранником, которому посчастливилось заниматься важными для собственной жизни темами и проблемами. Социология, оставаясь средством разрешения личных затруднений, проводит исследования, способствующие более глубокому пониманию человеческого поведения. Мысль о том, что искать важные исследовательские проблемы надобно в себе самом, принадлежит Чарльзу Райту Миллсу[80], писавшему в книге «Социологическое воображение», что социологи «переводят частные проблемы в разряд общественных». Если вы разводитесь, это ваша личная проблема. Но если половина браков в Америке распадается, развод становится вызовом обществу. Если вы остались без работы, это ваша личная проблема. Но, опять-таки, когда уровень безработицы достигает двузначных цифр, она, безусловно, становится вызовом обществу. К написанию этой книги меня побудили личные проблемы, но также и надежда на то, что я смогу предоставить страдающим от депрессии и их близким социологически обоснованную точку зрения на депрессию[81].

Депрессия, вне всяких сомнений, очень серьезный вызов обществу. По оценкам Американской психиатрической ассоциации[82], более 10 миллионов американцев страдают от тревожных расстройств и почти столько же – от депрессии. Газеты буднично сообщают, что до 15 % населения США нуждается в лечении от «аффективных расстройств». Если эти цифры верны, то заболевания депрессией превысили эпидемиологический порог. Как социолог, я склонен смотреть на такие подсчеты критическим взглядом. Строго говоря, депрессия была «открыта» в последние два десятилетия. Бегло взглянув на «Путеводитель читателей по периодической литературе»[83], мы увидим, что 20 лет назад журнальные публикации о депрессии можно было сосчитать по пальцам. Теперь их число зашкаливает. Столь широкое освещение в прессе совпало с революцией в психиатрии, идентифицирующей депрессию с биохимическим заболеванием, лучше всего излечиваемым медикаментами. В таком случае цифры, публикуемые в газетах, могут быть результатом того, что некоторые социологи[84] называют «медикализацией общества». Число страдающих от депрессии, возможно, просто обусловлено самим определением, которое влиятельная группа – а именно врачи – дает депрессии. Сделав эту оговорку, я вынужден признать: огромное число американцев и в самом деле испытывает душевные страдания.

При такой распространенности депрессии неудивительно, что ученые-медики и социологи пытаются понять ее причины и предложить способы борьбы с ней. Начав писать о депрессии, я тут же нашел с помощью автоматизированного поиска около 500 исследований на эту тему в области социальных наук только за последние несколько лет. Ученые связывали частоту заболевания депрессией со всеми мыслимыми социальными факторами. Скажем, на основании того, что у женщин уровень депрессии в два раза выше, чем у мужчин, усматривали связь депрессии с гендерными ролями, структурой семьи, бесправием, воспитанием детей и т. п.