Жизнь постаревшая, участь, на цепь посади города!

Мне с аксельбантами быть адъютантом в зарницах былого,

Просто собою закрыть Май-Маевского, кануть в бою

В нашей Гражданской.

.. Мой слух тихим снегом был так избалован,

Что навсегда о России слезами глаза оболью!

Сколько мечты позади – только к звёздам, мальчишкой старея,

Падает в небо душа… -Эй, изношенный сердцем старик!

–Вы это мне? Против танков с крестами – в упор батарея,

Вздрогнула русская смерть… И земля… И оглох чей-то крик…

Слушаем пристально Блока и в лучшее верим в «Трёх сёстрах».

Вдруг, китайчонок манто падаёт в Сан-Франциско, аккорд

Клавиш расшатанных – лезвий для взрезанных вен мало острых –

Кровоточащее сердце моё, чтоб спокоен и горд:

Нищей судьбою – счастливый последний троллейбус маршрута:

От Разгуляя до самого синего детства очей.

Пенится сушь охлаждённого временем памяти брюта…

Светятся свечи, средь шумного бала времён, горячей…

4.

Уединение ночное.

Как одиноко и минорно

Пробило полночь, вдруг, начну я –

Вслед стрельчатым восходам тона,

На белом чёрную строку

Записывать… как будто тонна

Цветов приснилась старику.

Жизнь не сбылась? Ещё возможно

Что что-то сбудется со всеми

Раз окунали босы ноги

В глубокий снег, что клён Есенин

В окне оплакивал для многих –

Неизлечимо одиноких…

Уединение ночное.

Когда гремит в ответ молчанье.

Когда не Чацкий, а Молчалин

Творит историю, начну я –

Весну сначала,

Оттолкну, как корабли от кромки Крыма,

начну путь дыма от причала…

И, наточив оттенок дымки,

Набросок сделаю пустующей Ордынки,

Что протянулась и растаяла, как дым…

Прощальным взмахом, влажным и простым,

Мелькнут в порыве ветерка

Какие-то, уснувшие слегка,

Немые грозди слабых веток… Где ты,

Ходок по изразцам печей планеты,

Читатель ветра, убиенных друг?

Ночная прорва царствует вокруг:

Гудками эшелонов, тихим стоном

Уткнувшихся в подушки матерей…

И будто просит: Уведи детей, скорей,

Подальше от окна, где одичалый

Стареет позабытый, с клёном вид.

Но, может быть, проснусь, начну сначала

Весны начало… Путь не позабыт.

5.

Мой старший брат

Остановить словами – тень от мысли,

Взмах крыльев, промедленье ветерка

В картине Левитана, где зависли

Лучи в глубокой грусти и слегка

Исчезла точка зрения, и стало

Невидимая видимость смелей?

Блуждать в объятьях сумрака кристалла.

В слова вмещать : хруст крови тополей,

Которые ещё под топорами,

Ещё вот-вот и упадут к ногам?

Могу, и значит то – вовсю пора мне:

В ипатьевском подвале под наган

Ввысь опадать, в дыму расстрельной гущи,

Так медленно, как падали княжны

И мальчик на руках, в тот век бегущий,

И в письмах многоточия важны

Отныне будут мне, и вид верблюжий

Приспущенных ресниц, напев гнедой,

Беззубый рот, – мне тайну слов навьюжит

Мой старший брат – дождливою водой

Прольётся речь, свершит обряд потери

Сюжета слов – лишь голос, голос гол

Покажется, распахнутым, как двери,

Как ветром поперхнувшийся щегол

В преддверии высокой звонкой трели,

Мой старший друг, вдруг, сумрака глотнув,

Не о расстреле судеб, о Растрелли –

О сводах вод, покачивая клюв,

Ввысь запоёт, заверит, подвывая,

Подстраиваясь горлом к роднику,

Меня лишь в том, что вывезет кривая,

И хватит горя на своём веку –

Здесь каждый: Пой, мой мальчик, не смолкая

Не прекращай мелодию камней!

Трамвай, руками в будущность толкая,

Губами учимся ценить сильней:

В слова вмещённые потуги горловые,

Потоки ливней, взглядов, фонарей…

Свистят вдогонку бурлакам городовые

И гладят звон стиха ладони звонарей.

1.

Мне снится всё это,

Мне это только снится?

С ладони подхватила корм синица –

Вспорхнула бережно среди проталин марта

И долгую дорогу в дюнах Марта

Оплакивает взглядом вековым…

Пьеро на сцене, с гримом восковым,