Пусть омывается прощаньями людей.

Любить, любить… Рукой вдоль эшелона,

Оглохшею славянкой… Марш разлук

Литаврами грохочет, непреклонна

Жизнь к машущим ладоням тысяч рук.

И целовать кромешный воздух залпа

Салюта, в холод лютый над Москвой.

На небо, вместо всех иконок, взял бы

Лицо её и отблеск заревой…

Но бой идёт: в распадке под Донецком…

И скомкан почерк… Двадцать первый век –

Любить по-русски – жизнь во взгляде детском

И «Жди меня!», и смерть – горячий снег

Бросает с неба, крупным снегопадом

Усыпан почерк писем и блиндаж…

Любить, любить… Бессмертье смерить взглядом…

И, вдруг, стихами должное воздашь :

Карандашу, краюхе света, тонкой,

С воронками, оглохшей тишине…

Лишь выскулилась, будто собачонкой,

Взмывающая в полночь в стороне –

Горсть мин, иль это раненные вскрики?

Молчание слилось с дремотой глаз.

Льнул сон волною к острову Маврикий…

И сонм раздумий в темноте погряз.

Любить, любить… Художественно просто…

В огонь и в воду! Брода нет в огне!

Актриса. Сцена. Маленького роста.

И свечи пляшут пламенем в окне

Давно не существующего дома

Давно живущей на страницах книг

Страны и странна истины истома,

И странник-тополь каплями поник…

Влюбиться – в снег иль в смерть – напропалую!

Ни дня, ни часа без любви – приказ

Марины: я в рассвет расцвет целую:

Целую ночь неугасимость глаз –

Предмет сиянья, внутренний огарок…

И только тонкий свет, и только ты

От шага в высоту спасаешь, марок

Заснеженный осколок красоты.

Огни горящих чувств – дотла сгорели :

Эпоха, дом, страна, любовь одна

Осталась на земле… Дворец Растрелли

Стал Эрмитажем, в Зимнем – днём видна

Седая ночь, от края и до края…

– Люби её, всем сердцем, до конца…

Луч солнца, понемногу умирая,

Сойдёт, как тень с любимого лица,

С последних строк, со стен и с вертикалей

Спокойных подвигов, спонтанно уступив

Последним сумеркам, в которые стекали:

Слезинки радости и острых звёзд мотив…

4.

Перевод с небесного на русский

Когда-нибудь каждое, каждое сердце

свершит свой последний удар.

И речь, продолжая себя, владея распахнутым голосом,

глаз немотою глубокой

И даже улыбкою вниз уголочков Джоконды,

Вдруг, в рифму вступая,

Колонной сипаев :

Наёмники неба – слова…

Засыпая,

в счастливом неведенье,

В выси, как кондор,

Огромными крыльями вычертив Анды,

Речь реет над миром,

Ей с неба команды

Лучами, морзянкой мелькающих листьев,

Доносят – веления…

Мордочка лисья –

Проклюнулась в свежем осеннем покрове…

Вот так, вдруг, по-детски,

Совпавши по крови –

С людьми, у которых сердца ещё бьются

Об двери забытые, выпали блюдца

Из рук, ярко, кажется, грохнулись об пол!

А кто-то за стенкою – топал и топал…

И тополь изрубленный где-то в Трёхпрудном

В поленнице нынче…Как высказать трудно

Упавшие вдребезги смыслы – как дети –

К ручонкам всех кукол свели нас зачем-то…

Идёшь… Под шагами темнеет Квинченто:

Луна на ожившие ночью полотна

Взирает…Уставший, счастливейший, потный;

В расцвете сомнений и тайного жара,

Высокий в огляде, походный, поджарый –

Творец… Обрамляет свечой мастерскую…

Спит речь озарённая…Мне бы такую.

А речь всё уводит, уводит, увидит

Высокие дебри, пусть дрогнут ресницы,

Пусть падают капли и память приснится…

А может быть что-нибудь всё же, ух, выйдет

Из этого странного эхом захлёба?

Стоять бы : за мёрзлой картошкой, за хлеба

Краюхою, ухаю, охая, об пол

Тяжёлый мешок, кто-то топал и топал

За окнами века Двадцатого или

Вы «Повесть о нежности» всю позабыли?! –

Воскликнула Речь, неизвестно откуда…

И барскою с плеч – дар словесного чуда –

Берите, возьмите, задаром! -Не надо…

И долго ещё вековая прохлада

Шаталась по дому снесённому всуе,

И чёрным на белом портреты рисуя,

Блаженная речь, малахольная дева –

Пугала, на чашках гадающих девок,