– Здравствуйте, – сказал он.

– Прощайте, – ответило существо.

– Почему это? – удивился Филипп.

– Я собираюсь покончить с собой, – пояснило существо. – Жизнь отвратительна, любовь – химера, деньги – ловушка, в которую мы ловим себя самих, и, кроме того, сегодня мне подали на завтрак трюфеля вместо варенья из опавших листьев.

Филиппу стало жаль незнакомца, и он во что бы то ни стало решил спасти его.

– Да, вы совершенно правы, – сказал он. – Как раз сегодня меня бросили сразу четыре девушки, и я собираюсь последовать вашему примеру. Прошу вас заметить, что я живу в этом доме и, следовательно, имею право прыгать первым.

– Я первым забрался сюда, – отвечал незнакомец, – и никому не уступлю своего места. – С этими словами он немного подвинулся вперед.

– Как-то странно, – заметил Филипп, – умирать из-за каких-то дурацких трюфелей. Вы не находите?

– Нет, не нахожу, – отозвался его собеседник. – Мне никогда особенно не везло, но сегодняшний случай был последней каплей, переполнившей и без того полную чашу моих несчастий, первое из которых заключается в том, что я вообще появился на свет, а остальные прибавились в процессе так называемой жизни. Заметьте, я вовсе не утверждаю, что мир скверно устроен и так далее. С меня хватит того, что он скверно устроен для меня, и точка. Ничего хорошего я от него не видел и уже, слава богу, не увижу. Вы, например, вряд ли можете этим похвастаться.

– Это почему? – живо спросил Филипп.

– Раз вас бросили четыре девушки, значит, они у вас были, – пояснил незнакомец. – Терять можно только то, что имеешь, а если ты что-то имеешь, значит, жизнь не так уж тебя обделила. Если честно, то лично мне ваш случай кажется смехотворным. Вы отличный малый и, без сомнения, сумеете быстро наверстать упущенное.

– Но я их любил, – возразил Филипп. – Мое сердце разбито.

– Когда так говорят, значит, все еще впереди, – заметил незнакомец. – У разбитого сердца не остается слов, чтобы оплакать свою боль.

– Вы эгоист, – сказал в сердцах Филипп. – Думаете только о себе.

– Я думаю о том, что передо мной вечность. Прощайте, даст бог, скоро свидимся.

И незнакомец свалился с крыши. Не раздумывая, Филипп прыгнул за ним. На уровне сто девяносто второго этажа он догнал незнакомца и схватил его за рукав.

– Вот мы и увиделись, – сказал Филипп. – Простите, как вас?

– Пончик Ляпсус.

– Филипп Фаэтон.

Они обменялись дружеским рукопожатием, не переставая падать.

– Долго еще? – спросил Филипп как бы невзначай.

– Сразу же видно, что вы непрофессионал, – заметил Пончик. – Потерпите. Еще каких-нибудь пять минут, и все. Вы не жалеете?

– Нет.

– А я да, – прервал молчание Пончик, когда они пролетали сто шестнадцатый этаж. – Предупреждаю вас, ощущение от соприкосновения с мостовой будет не из приятных, я бы даже сказал, немного болезненным.

– У вас случайно нет парашюта? – спросил Филипп, почувствовав, что его новый друг готов пересмотреть свое поспешное решение.

– Нет, – со вздохом ответил Пончик где-то на восьмидесятом этаже. – Мне никогда не везет. Бедная мама!

– У вас есть мать? – спросил Филипп с участием.

– Нет. Но ведь надо же о чем-то поговорить. Я бы сказал: «бедный я», но у самоубийц это не принято.

– Вы хотите жить?

– Очень, – признался Пончик на тридцать втором этаже. – Только это все равно бесполезно. Ничто в этом мире не зависит от наших пожеланий.

Наперерез самоубийцам с сиренным воем несся перехватчик мышкетеров. Капитан мышкетеров, надсаживая голос, орал в репродуктор:

– Стойте! Вы нарушили воздушное пространство! Стоять смирно, руки за голову! Будем стрелять!

– Все кончено, – слабо шепнул Пончик и зажмурился. Они уже не могли остановиться. Незачем стрелять, господин капитан. Какие претензии? Самое обыкновенное дело. Подумаешь, упали двое и…