Макарова эти слова больно задели.

– Да нешто не понимают оне, что предательство это, что землю свою продают супостату, веру православную! Ить грамотные ― не нам чета!

– Н-нет, не понимают… Не теми категориями мыслят. Не все, конечно… А именно те, кто только внешнюю сторону культуры видит, формальную, обёртку, так сказать, красивую. А внутреннюю, глубоко укоренившуюся культуру русского народа – совестливость, стыд, поиск правды, прямоту – считают пережитком. Вера для них ― пережиток, суеверие. Патриотизм и верность ― тоже пережиток, устаревшие понятия, архаичные. Правда по нынешним понятиям устанавливается законодательством, юридическим правом. А землёй ― пусть лучше хоть чужеземцы владеют, «культурные» и «образованные» цивилизацию прививают, чем свои мужики-лапотники. Вон на Западе де какая урожайность – вчетверо против нашего! Надеются ― чужой дядя «порядок» наведёт, на научной основе! Глядишь, и им что-нибудь перепадёт. Даже научные тому подтверждения приводят! Даже легенду придумали, что, дескать, Рюрика позвали из варягов, чтобы на русской земле порядок навести, а Рюрик-то всего лишь третейский судья был…

– Умны вы, хоть и молоды, – задумчиво сказал Макаров.

– Нет, не умён, – возразил Кедрин, – был бы умён ― знал бы, как сие предотвратить. Но спасибо, что выслушали, что поверили мне, а только не своим умом я дошёл. Батюшка мой так мне внушал, с тем и я согласен, с тем и живу. Потому, как правда в этом.

– Да, – согласился Макаров, – ну, а Царь-то им чем не угодил?

Кедрин грустно улыбнулся и развёл руками:

– Так ведь он основа всего, столп православной веры. Царь – символ империи. Не будет Царя ― и православие не будет государственной религией. Не будет православия ― не будет России как государства. У нас вон сколько инородцев. Будет просто какая-то страна, заселённая разными народами, но страна без веры, без души, которую сразу приберут к рукам все кому не лень, кто проворнее окажется. Это в лучшем случае, если народы, живущие бок о бок, не передерутся…

– Неужто инородцам плохо сейчас? – удивился Макаров. – У нас кого только нет в Сибири, а все живут на равных.

– Всяко, конечно бывает.., – ответил уклончиво Кедрин.

– А только если православную веру в России отменят, русские потеряют свою силу, плохо им будет. А русским плохо будет ― и инородцам несдобровать. На нас давно оттуда зуб точат.

– Ну а матрос этот чего же? – всё не унимался Макаров. – Ему-то чего не хватает, вроде наш брат, а туда же?

– Так ведь здесь, в центральной России, тоже по-разному живут. В иной год – в неурожай народ с голоду мрёт. Европу кормим, а наш мужик хлебушка вдосталь не ел… Тут всё зависит от того, кто хозяин. Как вольготно раньше монастырские крестьяне жили, пока монастыри не стали притеснять, земли отбирать. Богатства Сибири рекой текут за границу, а сюда лишь крохи, да не всем. Народ не больно богатеет, а в России и вовсе порой нищета. Теперь вот опять же новый хозяин появился – из зажиточных крестьян – кулак, или из нижних чинов. Обманом да хитростью скупают землю у мужика, подводят его под кабалу, пользуясь неурожаем, нуждой, а то и подлогом, подкупом. Ничем не брезгуют. Пошла зараза эта – пуще эпидемии какой. Вот эти новые хозяева, что из грязи да в князи, мужику спуску не дают, раздевают догола, по миру пускают. Это тебе не старый русский барин, что крестьянам как отец родной. Эти со своих же в три шкуры дерут. А мужик от безысходности и заливает водкой разум, потому как тверёзо глядеть на мир Божий сил нет. Нет никакой мочи. Закон-то на стороне нового хозяина-кулака. И власть местная – становой, на его стороне.Чего греха таить – и наш брат сельский священник, вот он тоже за счёт мужика живёт, а против власти не пойдёт, и не только потому что всякая власть от Бога… А стало быть, и он нередко мироеду покровительствует. А то, сказать честно, немало и имеет от него, прикормился возле кулака. Порой ему и с крестьянина, которого кула обобрал, не взять ничего, а мироед тут как тут… Мужику правду не сыскать. Вот он и пьёт, пьёт, а потом шапкой оземь да за вилы и «красного петуха» мироеду под крышу.