Герой находит мел. Он подбирает новую папку и очерчивает мелом круг вокруг себя, прячась в нем от всего мира. Пока он не выйдет за границы разума, пока не войдет в безумие, он останется в этом круге.

В ЭТОМ КРУГЕ ВСЕГО ТРИ УГЛА

В этом круге всего три угла; он мог бы стать треугольником,

Но линии замыкаются, сматываются в кольцо.

Я наблюдаю за миром с высоты своего подоконника.

Мир мне смеется в лицо.

Завтрашний день зайдет в дом в военной форме,

Призовет к ответу за сказанные слова.

Я бы хотел кое-что просто не помнить.

Зачем человеку такая сложная голова?

На рассвете упасть в кровать, закусить подушку.

Хуже всего спится, когда простынь некому взбить.

Я бы желал себе просто порой не слушать

Или не слышать, что пульс предательски сбит.

Начать бы заново; да где его взять – начало?

Там, где раньше лежало оно, его кто-то спер.

Я говорю вслух, что мне тебя слишком мало.

И сам себе подписываю приговор.

Прости мою дурь, изломанная надежда.

Будь на торте этом хотя бы одна свеча,

Я загадал бы к ее коже пришить одежду

В тот самый день, когда от меня отломилась часть.

А теперь – собирай осколки того стакана,

Из которого пил, не зная конца вину!

…Офицер сдал пароли и явки на капитана,

Чтобы навсегда остаться в плену.

Герой медлит и сомневается. Он уже на границе безумия; время шагнуть за нее. После некоторых колебаний герой решается открыть новую папку. Там оказывается фото трех пачек макарон.

ГЕРОЙ (безумно): На самом деле, в одиночестве нет ничего романтичного. Все эти подоконники с какао и вздохи в трубку, все эти росказни про то, что в одиночестве рождаются шедевры… Все это ерунда.

Но и страшного в одиночестве тоже ничего нет. Человек привыкший его и не замечает. Для него стрессом будет, если кто-нибудь залезет в его устоявшийся мир размером с чайничек эгоиста. Знаете, есть такие заварочные чайнички на одну чашку. С маленькой ручкой.

Одиночество, как и страх, как и боль, как и горечь – это всего лишь состояние. Всего лишь реакция со своими признаками и этапами. Одиночество пора доказать научно.

Вот запах, например. Запах у него – как у сожженного кофе. На ощупь – пыль и холодные февральские простыни. По вкусу… Нет у него вкуса, потому что в одиночестве ешь, чтобы насытиться, а не насладиться.

Что еще? Одиночество много весит, потому что его чувствуешь всегда. Оно одновременно обнимает тебя и ложится на плечи, как гигантская змея, погружает в пасть твою голову, и ты смотришь на мир глазами этой змеи. Иногда это даже полезно.

Словом, одиночество – это совсем не страшно. Это… всего лишь состояние.

За две недели я вымыл квартиру девять раз. Оттер даже чертовы шкафчики на балконе. Я перестелил все постельное белье трижды и повесил занавески. Мои перемещения по квартире были подобны крестовому походу. Я заново отвоевывал собственный дом, создавая новую карту своей вселенной.

Когда в доме кончилась еда, я отрыл три пачки макарон в за шкафом. Это была единственная новость за две недели.

Я перестал заряжать телефон. Я поймал себя на том, что могу в полной темноте приготовить себе макароны, залить их кетчупом, съесть и это не вызывает во мне потребности встать и включить свет. Мои соседи, наверное, думали, что жилец квартиры 42 съехал. Или умер.

Я начал говорить с собой вслух о философских вещах. Я думал завести собаку, но зашел в Интернет. Я просидел в Интернете неделю, пытаясь нашупать скользкую нить между собой и внешним миром. Я вставал с рассветом и с закатом. По ночам мне снилось, что я сижу в Сети или ем макароны. Я не всегда мог с уверенностью сказать, сплю я в данный момент или нет.