Максим, уловив тёплый взгляд спутницы, поднял бокал.
– Давай выпьем за нас, моя дорогая! Здесь подают великолепное вино!
– Ты ошибаешься, Максим! Плохое вино, ужасное! Кислятина! Почему ты не разбираешься в винах? Ты должен всё знать, ты – писатель!
– «Плохое», «ужасное», «кислятина», – передразнил Даниэлу Егоркин и пообещал: – Вот приедем в Россию, и я угощу тебя самогонкой. После этого, детка, ты запоёшь совсем другие песни!
– Ты обещаешь? – звонко уточнила Дани, видимо, взволнованная перспективой.
– Слово прохвоста, всё так и будет! – рассмеялся Максим.
Аукцион
Разбогатев, Помыкаев увлёкся дегустацией редких вин. С детства ему мечталось стать знатоком в этом вопросе, но что выпьешь в Совке помимо «Агдама», Золотой осени», «Солнцедара» и тому подобной бормотухи?
Теперь Помыкаев мог позволить себе любое вино, какое его заинтересовало. Продукция лучших виноградников стояла в подвале его коттеджа в специальных шкафах, соблюдающих температурный режим, и была готова к употреблению. Под настроение он открывал то одно, то другое…
Однажды Помыкаеву позвонил его давний деловой партнер, чтобы сообщить: на Мальте проходит аукцион, на котором будет выставлено вино, подаренное в 1585 году французским королём Великому магистру ордена Святого Иоанна.
Помыкаев тут же вылетел на Мальту. Бутылку вина он приобрёл за бешеные деньги, но приятель уверял, что такого он точно в своей жизни не пробовал. Ни разу.
– Ты будешь просто на седьмом небе от него, я тебе обещаю. Кстати, если тебе нужна компания, то я свободен. Можем уговорить эту бутылочку вместе.
– Твоя доля будет скромна – всего-то десять тысяч зелёных, – заметил ему бизнесмен, нехорошо прищурившись. – Потянешь?
– Нет, дружище, спасибо! Я не такой одержимый, чтобы отдавать столько бабок за бутылку спиртного! Но я тебя, Помыкаев, уважаю. Мужик!
Когда несостоявшийся компаньон ушёл, виноман вышел на лоджию своего номера.
Стояла великолепная майская ночь. С моря веяло деликатной прохладой. Помыкаев самостоятельно открыл бутылку, осторожно налил немного вина, покатал в бокале и пригубил.
Надо же, простояло столько веков, но сохранило свой аромат. Никогда в жизни он такого не пил. Ему показалось, что все остальные фавориты его коллекции утратили всякий смысл. Вино было просто божественным!
Помыкаев улыбнулся и наполовину (так по правилам) наполнил бокал, чтобы дать вину подышать. Сейчас оно раскроется в полную силу…
После очередного глотка сама вечность распахнула перед ним свои объятия и свою бездну. Перед мысленным взором бизнесмена рождались и умирали цивилизации, в местах магической силы возникали легендарные города, люди спасались от наводнений и гнева вулканов. Продажные поэты восхваляли тиранов, художники увековечивали полюбившихся толстух, а рыцари бились во имя прекрасных дам, которые были к ним равнодушны.
На дегустатора обрушилось столько безумных желаний, столько страсти, ранее незнакомой, что он буквально утонул в своих чувствах. Настоящая жизнь вокруг потускнела, как монета, давным-давно угодившая в позабытый фонтан…
Утром Помыкаев не проснулся. Вино, подаренное Великому магистру, было отравлено.
Броневик
«Странно, что я не способен помнить вид отчётливо долго, – записывал Егоркин в свой блокнот. – Я вижу море приятного синего цвета. Вижу катер, который покачивается на волнах. Вот неожиданно из-за мыса показался парусник, и он белоснежный. Справа от него застыла старинная сторожевая башня…
Как долго я смогу удерживать всё это перед своим мысленным взором? Вскоре образы потускнеют, и чудесный парусник превратится в своё жалкое подобие из полутеней и размытых пятен…»