В приказе Ежова содержалось и ещё одно многозначительное положение, принципиально менявшее его лично реальное положение на вершине власти, которое представляло ему поистине неограниченные полномочия. Пятый раздел документа гласил: отныне не ПБ (политбюро), а только он, нарком, утверждает «персональный состав республиканских, краевых и областных троек». Так начиналась самая страшная 15-месячная полоса в жизни СССР, почти сразу же окрещённая в народе «ежовщиной». Сегодня уже трудно усомниться в том, что репрессии первых секретарей ЦК нацкомпартий, крайкомов и обкомов стали неизбежным и логическим развитием давнего противостояния их с реформаторами, сталинской группой, перешедшего с мая 1937 г. в новую фазу – безжалостную и кровавую.


Завершить же акцию органам НКВД следовало через четыре месяца, к 5—15 декабря. Именно тогда, когда предполагались выборы в Верховный Совет СССР.

Таким образом, массовые репрессии обязательно должны были сопровождать, создавая угрожающий фон, всю избирательную кампанию – и выдвижение кандидатов, и агитацию в их поддержку, и сами выборы.

При всём желании подобную временную накладку двух столь значимых событий как случайное совпадение расценить невозможно.

Не может возникнуть ни малейшего сомнения в том, что карательная операция и задумывалась как предельно жёсткое средство, позволявшее воздействовать на выборы и добиться в ходе их вполне определённых, заведомо необходимых её организаторам результатов.

С надеждой провести альтернативные выборы приходилось окончательно распроститься. Их просто не позволили бы провести. Отказаться пришлось и от разработки новой партийной программы, помимо прочего, ещё и потому, что готовить её было некому. Партократия в самоубийственном противостоянии сумела добиться своего – сохранила в полной неприкосновенности старую политическую систему, теперь лишь прикрытую как камуфляжной сеткой новой конституции. Непременный эпитет последней «сталинская» отныне должен был звучать не верноподданнически, а иронично, если не издевательски, ибо из неё было выхолощено самое главное.

Так, полной неудачей, завершилась попытка группы Сталина реформировать политическую систему Советского Союза. (4)


В официальной советской пропаганде ещё с 1950-х годов именно благодаря Хрущёву и его клевретам за Л.П. Берией закрепилась стойкая репутация вселенского злодея и отпетого палача, одного из самых кровавых сатрапов сталинской эпохи. Гораздо позднее, уже при М.С. Горбачёве и Б.Н. Ельцине, стараниями тех же партийных идеологов, в частности А.Н. Яковлева и продажной либеральной интеллигенции, которая с гордостью до сих пор именует себя крайне сомнительным титулом «шестидесятники» (А.В. Антонов-Овсеенко, Р.А. Медведев, Б.В. Соколов, Н.В. Петров, О.В. Хлевнюк, Л.М. Млечин), этот демонизированный образ Л.П. Берии был окрашен ещё более кровавыми и зловещими красками, и в результате в общественном сознании сложился крайне негативный образ этого человека.

Однако, по справедливому мнению их оппонентов (Р.Г. Пихоя, Ю.Н. Жуков, Д.В. Кобба), все эти эмоциональные оценки весьма далеки от истины. Конечно, Л.П. Берия, как и все тогдашние члены политического руководства страны, был отчасти повинен в политических репрессиях сталинской эпохи, но в гораздо меньшей степени, чем, например, тот же Н.С. Хрущёв. Именно на совести этого «реформатора» и разоблачителя «культа личности», столь превозносимого нашей продажной интеллигенцией, гораздо больше невинных убиенных душ в Москве и на Украине, где в годы политических репрессий этот деятель возглавлял партийные организации и истерично требовал от ЦК беспощадного разоблачения «врагов народа» и самого сурового наказания для них.