– Значит, вам известно, что это будет за разоблачение? – спросил сыщик.

– И довольно точно.

Эдуард Ферриер на минуту замолчал, потом начал говорить. Тщательно, методично он обрисовал эту историю.

История выглядела некрасивой. Обвинения в бессовестном крючкотворстве, фальсификации акций, нецелевом использовании значительной доли партийных фондов. Обвинения были направлены в адрес бывшего премьер-министра, Джона Хэммета. Его рисовали бесчестным негодяем, который предал доверие и использовал свое положение для того, чтобы создать для себя большое личное состояние.

Тихий голос премьер-министра наконец умолк. Министр внутренних дел, застонав, выпалил, брызгая слюной:

– Это чудовищно – чудовищно! Этого человека, Перри, редактора этой газетенки, следует расстрелять!

– Эти так называемые разоблачения должны напечатать в «Экс-рей ньюс»? – спросил Эркюль Пуаро.

– Да.

– Какие шаги вы намереваетесь предпринять в связи с этим?

Ферриер медленно произнес:

– Это персональная атака на Джона Хэммета. Ему предстоит подать на газету в суд за клевету.

– Он это сделает?

– Нет.

– Почему?

– Вероятно, газета только к этому и стремится, – ответил Ферриер. – Они получат колоссальную рекламу. Их защита будет строиться на добросовестном толковании и на том, что их заявления – правда. Все это в мельчайших подробностях будет рассматриваться в ярком свете прожекторов.

– И все же, если это дело повернется против них, они понесут огромный ущерб.

– Оно, возможно, не повернется против них, – медленно произнес Ферриер.

– Почему?

Сэр Джордж чопорно произнес:

– Я действительно считаю, что…

Но премьер-министр уже заговорил снова:

– Потому, что то, что они собираются опубликовать, – правда.

У сэра Джорджа Конвея вырвался стон ярости от такой непарламентской откровенности.

– Эдуард, дорогой мой, – вскричал он. – Мы, конечно, не признаем…

Тень улыбки пробежала по усталому лицу Ферриера.

– К несчастью, Джордж, бывают случаи, когда нужно сказать голую правду. Этот случай – один из них.

– Вы понимаете, месье Пуаро, – воскликнул сэр Джордж, – все это строго между нами. Ни одного слова…

Ферриер перебил его:

– Месье Пуаро это понимает. – И медленно продолжил: – А вот чего он, возможно, не понимает: все будущее Народной партии поставлено на карту. Джон Хэммет, месье Пуаро, и был Народной партией. Он выступал за то, что она олицетворяет для английского народа, – за Порядочность и Честность. Никто никогда не считал нас выдающейся партией. Мы допускали промахи и ошибки. Но мы выступали за сохранение традиций, а также за основополагающую честность. Наша катастрофа вот в чем: человек, являвшийся нашим номинальным главой, честный человек из народа в полном смысле этого слова, оказывается, был одним из самых больших мошенников этого поколения.

У сэра Джорджа вырвался еще один вздох.

– А вы ничего не знали об этом? – спросил Пуаро.

Снова на измученном лице премьер-министра промелькнула улыбка.

– Возможно, вы не поверите мне, месье Пуаро, но, как и все остальные, я оставался в полном неведении. Я никогда не понимал странного, сдержанного отношения моей жены к отцу. Теперь понимаю. Она знала сущность его характера.

Он сделал паузу, потом сказал:

– Когда правда начала выходить наружу, я пришел в ужас – и не поверил в это. Мы настояли на отставке моего тестя под предлогом слабого здоровья и принялись за работу – разгребать грязь, если можно так выразиться.

– Авгиевы конюшни! – простонал сэр Джордж.

Пуаро вздрогнул.

– Эта задача, боюсь, для нас подобна подвигу Геракла, – сказал Ферриер. – Когда факты обнародуют, волна реакции на них захлестнет всю страну. Правительство рухнет. Будут всеобщие выборы, и, по всей вероятности, Эверхард и его партия вернутся к власти. А вы знаете политику Эверхарда.