Было ещё слишком рано – веяло свежестью и утренней прохладой. Голову ещё кружили ночные грёзы. «Как они были сладки, эти упоительные мгновенья. Вот бы так взаправду. Отдал бы все, и даже свои новые яловые сапоги!»

Эта пылкая, сводящая с ума, умопомрачняющая женская плоть, которая делает взрослого мужчину безвольной тряпкой, всецело впитывает тебя целиком без остатка, стараясь полностью или частично поглотить и уничтожить. Ты готов отдать всё, в награду ты будешь одарён бесконечным блаженством невиданных утех. Эти чувства врываются в тебя взрывной волной необузданных страстей и остаются в твоей душе, в твоих воспоминаниях, как самое яркое и волнительное состояние, зовущее забыться навсегда в этом иллюзорном сне. В сознании ещё что-то колеблется и трепещет, но день уже врывается полновластным хозяином в его сознание. Его неудержимый напор, заполняя собой все его помыслы совместно с теми обязательными планами, уготованными тебе повседневной и нудной обязаловкой, называемой жизнью, не отложить и не умерить, хочешь этого ты или нет!

О, женщина!.. Ты святое совершенство и моё распятие! Ты источник и дарительница жизни на земле, её созидательница и хранительница! Только с тобой оживает любовь, и всякий раз по-новому ощущаешь её полноту и целесообразность; ты источник радости и цветения на грешной земле, её гармония, величие, счастье и её одухотворение.

Рассвет занимался всё отчётливее золотистыми отблесками по щедрым россыпям росистых трав. Трепетную тишину утра стали нарушать звуки деятельности пробудившегося человека. Послышалось монотонное цвирканье струй молока о подойник, резкое хлопанье крыльев, будто кто-то усердно выбивает пыль в них, и следом разудалое голосистое пение бойкого петуха, глухие нетерпеливые стуки животных копытами о деревянные стенки перегородок, настойчивое блеяние овец, голосистый гогот засидевшихся в загоне гусей, нудное кряканье уток – все домашние твари, большие и самые маленькие, требовали своего: внимания к себе человека, немедленного выхода из хлева на волю и утреннего кормления.

Выкатилось солнце; гаснут блёстки на исчезающей росе; туманная дымка испаряется в лучах светила, поднимаясь к небу, становясь уже совсем невидимой для глаза. Тепло утреннего солнца усиливается, и кожа на теле чувствительно нагревается, ультрафиолетовые лучи обжигают участки кожи, попадающие в их сферу.

«Если отец хочет меня женить, то нужно действовать. Поэтому необходимо позвать её замуж! О любви нужно говорить сразу. Для этого нужно только встретиться и договориться», – решительно настраивал себя мысленно Стёпа. Он ловко соскочил на землю и пробрался в хату, где около печи орудовала рогачами мать, готовя пищу всей семье на весь день.

– Мамань, – вполголоса позвал Стёпа, – маманя, я отлучусь… схожу в лес… по грибы.

– Стёпушка, ты хоть молочка попей парного, только подоила.

– Хорошо, давай выпью, – наскоро, залпом выпив молоко, направился к калитке.

– Стёпа, чой-то ты темнишь, сынок, лукошко для грибов чо не берёшь?

– Ой, забыл, – весело хохотнул Стёпка и скрылся за калиткой.

Он быстрыми шагами измерял расстояние до Дубровы, где жила Катерина. Всю дорогу в голове у него зрел план действий: о чём будет говорить, как нужно себя вести, что обещать, чего нет и тому подобное. Голова переполнена путаницей мыслей, сердце так бьётся и ноет, что он начал тихо бредить: «Схожу с ума! Скрывать эти муки сил моих больше нет. Любовь – это радость, но и не только, это острое непомерное чувство потребности и неудовлетворённости – безмерная пытка. Слабый влюблённый, не найдя ответных чувств, вероятнее всего, может погибнуть в её нежных железных объятьях. Нужно быть сильным в этой схватке. Неприступная крепость должна рухнуть под натиском красоты помысла и веры, силы и мужества, уверенности и любви. Господи, что я несу? Какие скалы, какие крепости? Зачитался». Дальше шагал молча и сосредоточился на предстоящей встрече. «Нужно вести себя правильно, не оплошать, быть уверенным и учтивым, ну и, конечно, вежливым, умело обороняться и ни в коем случае не сдаваться». Весь свой путь он проделал по лесным тропинкам, проторённым коровами. По пути Степан подмечал в тенистых хвойниках колонии молоденьких поблёскивающих в росе шляпками маслят; под юными белоствольными берёзками и корявыми дубами прятались под травами и мхами боровики, подосиновики и подберёзовики.