Впервые я пожалел о своей мальчишеской выходке, нет не то что выехал покинув штаб спеша самому окунуться в ход развивающихся событий, а то что не захватил с собой мощную полевую радиостанцию. Танковые были неплохие, но их мощности хватало в лучшем случае километров на двадцать, то – есть для ближних переговоров, а мне так необходима была связь со своим штабом, а уж тем более со штабом фронта. Не имея таковой приходилось слушать все что вылавливалось в эфире доступной для приема имеющейся радиостанции. Крутя настройками я поймал Москву и даже Берлин, пока вновь не наткнулся на слабые прерывающиеся переговоры танковых экипажей сперва немецких, потом наших. Позывные одного из экипажа я узнал, еще бы я сам дал ему его. Бой вела бригада Толбухина и я поспешил связаться с ним.

– «Охотник» я «Первый», что происходит, где ты?

Само собой связаться было не просто, то и дело в мой вызов вмешивались другие радиостанции попробуй разберись кто кого вызывает. Пришлось повторить свой вызов еще дважды, прежде чем на него откликнулся Иван.

– «Первый», «Первый» я «Охотник» веду бой, городок Мироновка, противника не меньше двух танковых полков, обложили как медведя в берлоге со всех сторон.

Мироновка районный центр в этом городке должен был располагаться мой штаб, о его взятии Толбухин доложил еще с утра, поэтому я и выдвинулся, но оставив небольшой гарнизон Иван должен был продолжать наступление. Я приказал остановиться и высунулся из башни прихватив бинокль. Справа совсем рядом располагалась деревушка дворов двадцать не больше. Деревушка казалась вымершей и это не удивительно, от трех крайних хат остались одни печные трубы, а над еще тлеющими остовами подымались жидкие дымки. Я достал карту и стал сверяться с местностью. Шум боя отчетливо доносился с той стороны куда мы двигались, но кидаться вперед наобум я не собирался. Деревушка носила название Мирное и судя по карте она была в километрах десяти от Мироновки, минут двадцать ходу. Я вновь с сожалением посмотрел на свои новенькие свежевыкрашенные танки. Вот именно свежевыкрашенные, в темно – зеленый цвет, а на фоне белого снега нас заметят километра за три, а тигры Т – 34 бьют за два километра, конечно у ИСов броня попрочней все же тяжелый танк, но количество быстро переходит в качество. Вывод нас еще сожгут на подходе. Я вновь оглядел деревушку и заметил, что над центральной хатынкой, самой большой на все еще не полностью утихшем ветру развевается красный флаг, но не наш, вместо серпа и молота в четко выделяющимся белом кругу выделялась черная свастика. Я оглянулся и увидел выглядывающего из бронетранспортера лейтенанта моей охраны.

– Лейтенант! – окрикнул я его. – Видишь эту тряпку над тем домом? – Снять и доставить сюда. – Исполнять!

– Есть, товарищ генерал!

Лейтенант скрылся в бронемашине и та развернувшись рванула к деревне. Вскоре оказавшись у той самой большой хаты, которая раньше скорей всего была сельрадой бронемашина остановилась и из неё выскочил лейтенант и двое солдат. Один солдат взгромоздил другого на свои плечи и тот прикладом автомата стал сбивать флагшток на котором развивался фашистский флаг. На поднятый шум из дверей хатынки выглянула фигура и тот час скрылась. Дальше все произошло мгновенно, из распахнувшегося окна ударила автоматная очередь. Тот час с бронемашины по дверям и по окнам ударил пулемет. Солдаты же уже сбившие флагшток моментально укрылись под стенами хаты, лишь лейтенант видно растерявшись продолжал стоять как вкопанный. Раздалось несколько выстрелов и лейтенант пошатнувшись упал. Прогремел взрыв гранаты, брошенной в разбитое окошко одним из наших солдат и все стихло. Завертелась башня моего танка, это наводчик поспешно наводил орудие на дом. Но похоже все уже кончилось. Вскоре бронетранспортер раскидывая перед собой снег остановился возле моего танка. Из него вылезло несколько человек. Рослый в зеленом бушлате сержант сжимавший в руках скомканный флаг и двое солдат волокущих с собой человека в черном мундире без головного убора. В нем я сразу опознал полицая, это у них были такого покроя мундиры с носимой белой повязкой на рукаве. Полицай с трудом стоял на ногах, а с рассеченного лба у него сочилась тонкая струйка крови.