Глаза, огромные, внимательные.

Томми заметил Горана, стоявшего в дверях, и с улыбкой обернулся.

– Поздно, – укорил он.

– Знаю! Дела… – извинился Горан. – Госпожа Руна давно ушла?

– Сын заехал за ней полчаса назад.

Горан разозлился: госпожа Руна уже несколько лет служит у него гувернанткой и потому должна знать – он не любит, когда Томми остается дома один. Подобная ситуация иной раз наводит его на мысль о том, что дальше так продолжаться не может. Но одному ему не справиться. Похоже, единственный человек, обладавший некой таинственной силой, который все умел и все успевал, забыл перед уходом оставить ему шпаргалку с магическими формулами.

Надо наконец объяснить все госпоже Руне, причем объяснить доходчиво. Он скажет ей, чтобы она непременно дожидалась его, когда он задерживается. Томми почувствовал, о чем он думает, и нахмурился, поэтому Горан тут же попытался отвлечь его:

– Есть хочешь?

– Я съел яблоко, пачку крекеров и выпил стакан воды.

Горан с усмешкой качнул головой:

– Не слишком плотный ужин.

– Это полдник. Я бы еще чего-нибудь съел.

– Спагетти.

Томми радостно захлопал в ладоши. Горан потрепал его по макушке.

Вместе они приготовили пасту и накрыли на стол, как люди, ведущие общее хозяйство в семье, где у каждого свои обязанности и каждый выполняет их, не спрашивая остальных. Его сын быстро учится, Горану есть чем гордиться.

Последние месяцы были нелегкими для них обоих. Жизнь могла расползтись по швам, но он старательно соединял их, терпеливо завязывая узлы. Выработал распорядок дня на случай, когда его не было дома. Еда по часам, четкое расписание, утвердившиеся привычки. С этой точки зрения ничто не изменилось по сравнению с прошлым. Все повторялось в том же виде, и это внушало Томми уверенность.

В конце концов, они учатся оба, друг у друга, учатся сосуществовать с пустотой и при этом не закрывать глаза на действительность. Если у кого-то из них появляется потребность высказаться, он высказывается.

Единственное, что им не удается, – назвать пустоту по имени. Потому что этого имени уже нет в их словаре. Они используют другие названия, другие выражения. Это странно. Человек, дающий имена серийным убийцам, не знает, как назвать ту, что когда-то была его женой, и позволил сыну обезличить свою мать. Как будто она персонаж из сказок, которые он читает Томми каждый вечер.

Томми – единственный противовес, удерживающий его в этом мире. Без него было бы так легко соскользнуть в бездну, которую он каждый день исследует снаружи.

После ужина Горан удалился к себе в кабинет. Томми пошел за ним. Это их ежевечерний ритуал. Он садится в старое скрипучее кресло, а сын ложится на ковер, и у них начинаются вымышленные диалоги.

Горан обвел взглядом свою библиотеку. Книги по криминологии, криминальной антропологии, судебной медицине заполонили все шкафы. Некоторые в тисненых переплетах, с золотым обрезом, другие попроще, но тоже в добротных обложках. Внутри содержатся ответы. Однако самое трудное, как он всегда говорил ученикам, – это задать вопросы. В книгах много снимков, переворачивающих душу. Раны, язвы, следы пыток, ожоги, расчлененные тела. Все датировано, запротоколировано; под каждым четкая подпись. Человеческая жизнь, хладнокровно превращенная в объект исследований.

Еще недавно Горан не позволял Томми входить в это святилище. Боялся, что мальчик не совладает с любопытством и, открыв наугад одну из книг, поймет, как жестока бывает жизнь. Но однажды Томми нарушил запрет, и Горан застал его лежащим на ковре, вот как сейчас, листающим научный том. Горан до сих пор помнит, как Томми застыл над изображением молодой женщины, выловленной из реки зимой. Она была голая, синяя, с неподвижными глазами.