– Струна, – хозяин кивнул головой. – Пойди, покури. Дай, люди пообщаются, – подмигнул он.

Тот, пошатываясь, поднялся с кресла и, со вздохом кивнув, покинул комнату. Громила тяжело опустился в кресло у окна, жестом пригласив занять место напротив. И здесь я совершил вторую ошибку – занял это место, оказавшись спиной к двери.

– Курс вы знаете? – с улыбкой спросил Фима, доставая из тайника в кресле банковскую упаковку рыжих червонцев.

Мы их в свое время называли «лысыми». Почему? Кто хоть раз видел советский червонец – тот меня поймет – именно он был единственной купюрой с изображением бюста Ленина, рискующей оказаться в руках десятилетнего ребенка. А Ленин, как известно, был лысым.

– Восемьдесят копеек за доллар. Сколько меняем?

– Какие восемьдесят копеек? – рассеяно проговорил я, вытягивая шею к телевизору, из которого доносились первые ноты мелодии "The Living Daylights" группы "A-ha". – С утра курс двадцать четыре рубля с копейками был!