Из вредности я наступила ему на ногу, а потом защебетала с приклеенной улыбочкой:

— Сколько лет сколько зим!

— Ага, — кивнул он с сарказмом, — как время-то летит!

— Да-да, летит. Но ты, Паш, вообще не меняешься.

— А ты прямо на маму стала похожа, — он сказал это с такой интонацией, будто вся моя родня сидит у него в кишках. — И на бабушку. Как, кстати, поживает ее деменция?

У меня глаза на лоб полезли. Это что еще за шуточки такие?

— Ты что-то путаешь, — заявила я, не переставая улыбаться. — Мозги у бабули варят получше твоих.

— Серьезно? А в прошлый визит она упорно называла меня Вовиком и грозилась завещать мне дачу в Туле.

— У нее нет дачи в Туле.

— Так и я о том же. — В глазах Павла заплясали маленькие, но вредные чертенята.

Мне почему-то захотелось треснуть его по голове. Сильно захотелось. Но это явно не вписывалось в сценарий теплой семейной встречи. Именно поэтому я сделала глубокий вдох, а потом повернулась к девочке.

— Виола? Боже, ты совсем взрослая!

Недолго думая, я раскрыла объятья и для нее. Девчонка чуть занервничала, покосилась на Павла.

— Ну же, — подбодрил он с легкой усмешкой, — неужели совсем не помнишь тетю Лиду? Она же тебя с рук не спускала. Ну, в те редкие моменты, когда ей удавалось отлепиться от зеркала.

«Папа, ты сбрендил?» — отчетливо читалось на лице девочки. Но она все же пересилила внутреннее сопротивление и позволила себя обнять. Умница, а не ребенок! Явно в маму пошла, а не в грубияна-папашу.

— Красотка растет, — чуть сощурившись, констатировала я. — Через год, Паш, замучаешься женихов отгонять.

— И не говори, — подтвердил «братик» и неожиданно влип взглядом в мою полупрозрачную маечку. Его брови медленно поползли вверх.

Я поспешила прикрыть грудь руками — сделала вид, что растираю плечи.

— Брр! Я думала, по утрам у вас теплее.

Глаза Павла почернели, приобрели странное, жесткое выражение.

— Ну пойдем уже, хватит языком чесать, — сказал он, подхватывая с плитки мою сумку.

Павел ринулся на парковку, а я и его дочь засеменили следом. Я решила не откладывать в долгий ящик попытки подружиться со своей подопечной. Тут же подхватила ее под руку и стала весело рассказывать о том, как чуть не чокнулась в поезде за трое суток. Виола вежливо поддакивала, но было видно, что мыслями она витает где-то далеко.

Пока мы шли к машине, я почти выдохлась. Оказывается, изображать родню — это совсем непросто. Довольно скоро голос у меня затрепетал от напряжения, радостные возгласы стали получаться все более фальшивыми. А Павел даже не пытался подыгрывать. Он то и дело зыркал на меня так, будто я должна ему денег, и, кажется, обреченно вздыхал.

Сев в авто, Виола тут же включила плеер, воткнула в уши наушники. Музыка в них играла так громко, что даже через дверь я могла разобрать слова песни. Но мне это было на руку. Когда Павел загрузил мои баулы в багажник, я придержала его за плечо.

— По-моему, тебе стоит быть приветливей.

— С чего это? — еле слышно спросил он.

— Еще десять минут с таким лицом — и твоя дочь догадается, что мы разыгрываем перед ней спектакль.

— Не догадается, — ухмыльнулся в ответ Павел. — Она знает, что я всегда не рад гостям. Особенно незваным.

— А меня не звали? — удивилась я.

— Конечно! Ты — седьмая вода на киселе, свалилась как снег на голову, воспользовалась моей добротой.

— А другую легенду вы с Георгием не могли придумать?

— Не могли, — отрезал он, а потом кивнул в сторону заднего сиденья. — Садись в машину.

Когда авто Павла вырулило с парковки, я тут же вошла в образ впервые вырвавшейся к морю сибирячки. Закрутила головой и почти завизжала от счастья: