. Нас время от времени тянет поностальгировать, перенестись на шесть лет назад, и изменить что-то в прошлом. Для меня написать песню – это как окунуться в прошлое с головой. Я изредка пишу о деньгах, машинах и распутном образе жизни (о последнем – никогда). По мне, так лучше взять вас, слушателя, за руку и перенестись в увлекательное путешествие. И снова время и пространство не играют роли. В то же время это не совсем забава для рядового читателя. И я соглашусь – для многих это проблема. Попытка пережить что-либо еще раз не сулит лучшего, а наоборот, может лишь расчесать рану и оставить ее кровиться на большее время. К счастью для меня, музыка дарует целительный характер. – Последующие исполнения той же самой песни – лишь сценический ход ради зрителей. Ничто не сравнится с оригиналом, первой акустической версией, и даже с первыми словами, написанными карандашом в тетради. Они могущественней, так как несут в себе первые, свежие волны прилива. Не скажу, относится ли это к книгам и их экранизациям, но точно заверяю о музыке.

Я «проглатывал» некоторые части куплета, меня подводил мой английский. Однако зрители не скупились на аплодисменты, обогрев теплом и улыбками. После этого еще не раз я выступлю с этой песней, все лучше и лучше. Не оставлять же мне слушателей в недоумении от моего акцента. Поэтому я проводил часы бормоча под нос слова в метро, на работе, дома, стараясь найти золотую середину в звучании и подаче. К слову, спасибо Нурлану за его прямоту и свойство заговорить о самом простом откровенно. Я уже упомянул это в начале своей книги, и упомяну еще раз. – Мой друг изменил мое мышление, выражаясь со мной так ненавязчиво, и так взаправду. Между прочим его способность не быть «женатым» на своих идеях – очень редкое явление в нашем мире. Мы зачастую не отходим от своих мыслей, доказывая правоту. Тогда как мы отнюдь не обязаны цепляться за мимолетные всплески нашего разума. Увидьте четыре стороны правды, найдя ту самую истину. И только так мы будем способны стать ближе к своим душам, прежде чем контактировать с душами других.

Если бы не твои советы, Нуреке, я бы до сих пор ходил, обижаясь на правду и игнорируя очевидное.

На улице окончательно восседал ноябрьский холод, хоть и солнце отчаянно боролось за свое место. Сергей и я сидели в офисе, разбирая рабочие материалы. Уроки были отведены еще утром, поэтому поздним днем можно было позволить себе поспать. Сергей демонстративно поставил кучу документов, собравшуюся на его столе, в центр офиса на пол. Он давал знать коллегам, что кто-то нарушает его личное пространство: «Я не могу, ну что за люди. Кладут свой мусор, остатки документов возле меня и думают что это нормально!». Он обернул себя своей курткой и прилег с подушкой в сидячем положении:

– Разбудишь меня через минут сорок?

– Без проблем, – заверил я.

В свою очередь я подтягивал свой китайский, прописывая иероглифы, параллельно спрашивая произношение у коллег. В китайской системе письма – целый мир, и порой сравнимый с «Аватаром» Кэмерона. На стадии обучения все должно быть до деталей четко. Завернул не туда – и вот уже получилось другое слово. А там, внутри, сосуществуют палочки и черточки, точки и крючки. И хоть меня не тянуло к устной речи, я воистину поражался китайскими иероглифами. Ровно так, как Сёгун ошарашенно смотрел на кириллицу. Особенно на «шалаш» и «или» в прописи. Помню, как мы постоянно писали слово дня на доске, чередуя языки. Коллеги подходили и решали непростой ребус для их глаз и лингвистики, пытаясь прочитать, отгадать значение. Мы же с Сергеем напрягали извилины, пытаясь вспомнить что за иероглиф-то написан, и как он переводится. А порой мы и вовсе писали слово дня на английском, расширяя словарный запас всех находящихся. Я прописывал иероглифы о домашней утвари, как слева от меня послышался треск.