Вредители.

Они пытались сжечь мой дом! Ночью подожгли кузницу. Я ничего не сделал им. Но они ненавидели меня. Хорошо, что Шорох меня предупредил. Фамильяр заметил огонь и почувствовал запах раньше. Я успел потушить пожар. Но теперь стал относиться к местным еще хуже и с еще большим недоверием.

А ссыльные обвинили меня и мою кузницу в этом пожаре и стали относиться еще хуже и надменнее. Герцог, мол, заигрался в кузнеца.

Пожалуй, обладай я теми же навыками, что остальные, я бы не выжил. За все время меня не только осуждали, тыкали пальцами и презирали, так еще и, в отличие от остальных, никто не прислал мне ни единой посылки.

Для всех я умер. И я принял это.

Теперь здесь жил другой Ториус. Тот, которого воспитал мой дед. Я не был наравне с остальными, ведь в отличие от них, не вырос белоручкой. Я умел ковать и умел охотиться.

И ссыльным пришлось считаться со мной.

Они хотели есть, им были нужны железные предметы. И, кривясь лицами, они стали стекаться ко мне за помощью и едой.

Мясо и железо стали моими главными способами выживания, и я выжимал из них максимум.

Всем, даже Совету, пришлось считаться со мной.

Но, несмотря на все это, ко мне решили подселить бабу! К чему вот мне баба? Я знал, конечно же, применение нежным графинюшкам. От этого еще больше сводило зубы.

Сколько у меня не было женщины? Этот вопрос я стал задавать себе с тех пор, как увидел, как она слизывает с себя сок от варенных яблок.

Что это? Женская хитрость и провокация или глупая непосредственность?
Она взялась помогать местным, глупышка. И как ты только оказалась здесь? Выгнать бы ее… Но как?

Как вообще пришло на ум Людвигу подселить женщину к мужчине? Да еще к такому, как я!

В первый же день своего появления тут она умудрилась испортить годовой запас моей соли. И теперь придется выменивать ее за мясо. Этот ресурс в поселении был доступен только мне, так как лишь я мог в кузнице изготовить наконечники для стрел. Поэтому мне и пришлось отправиться на внеплановую охоту, чтобы раздобыть мяса для обмена.

Охота помогла мне снять напряжение. Я стал спокойнее. Освежевал тушу и решил приготовить ужин.

***

Никчемофиня, как и ожидалось, прибежала на запах съестного. Я думал, она пришла признать свою несостоятельность. Но она меня удивила, предложив ужин.

Меня это тронуло. Я бы никогда не признался в этом, но с тех пор, как попал сюда, никто не проявляла ко мне какой-то искренней доброты.

Да и не нужно!

Но что-то было в ее добром голосе и улыбке… Просто бестолковая баба. И как она собирается здесь выживать?

Я подготовил для нее самый жирный кусок. Не знаю почему. Наверное, стало жалко ее — слишком она тощая. Есть бы ей и есть.

А она не только сама сытая была, но еще и с фамильяром моим поделилась.

Я старался, чтобы мое предложение звучало сухо и без эмоций, но ее оно тронуло. Это было видно по заблестевшим глазам и улыбке.

Такие детские неподдельные эмоции. Как будто я снова в деревне, среди простых людей. В ней действительно не было фальши. Или, может, она так хорошо притворялась?

Но все спокойствие улетучилось, когда никочемофиня решила покомандовать! И купать меня вздумала! Как будто это я дитя здесь неразумное, а не она!

— Не надо, ты что-нибудь опять испортишь! — крикнул я ей в след, но она умчалась, даже не дослушав. Точно, как ребенок. Слишком эмоциональная.

После того как поел, накидал в костер еловых веток и подвесил большой кусок мяса над костром, чтобы тот коптился. Этот процесс займет много времени, но результат того стоит. Копченое мясо можно долго хранить в погребе.

Собрал ножи, которые брал с кухни. Отнесу назад, а потом нужно будет вернуться, чтобы поддерживать костер и дым.