– Обратите внимание, господа. Движение в таком положении требует точности поддержания глубины в пределах трех-пяти футов.

– А если нырнет глубже? – спросил Попов.

– Вода внутрь не пойдет, ее непременно остановят клапана. При погружении обе трубы закрыты особыми герметическими заслонками.

– Дым пропал, – заметил Литке.

Якоби прокашлялся и попросил распорядиться о снижении скорости до трех узлов.

– Экипаж закрыл захлопки и затушил топку. Лодка может погрузиться глубже и пару миль пройти на остаточном давлении в паросборнике. Но по нашей договоренности подводный ход ожидается на гальванической тяге.

Минут через семь Краббе опустил бинокль и сердито заметил:

– Куда делись, прохвосты? Даже пузырей нет. Шест бы привязали с тряпицей. Не дай Бог как утопли?

Через двадцать минут министр начал закипать. Но меж волнами возник бурун, и ровно в таком же положении относительно «Единорога», как и до погружения, «Щука» выбралась на поверхность. Из обеих труб вырвались фонтанчики воды, точь-в-точь как из дыхала кита: экипаж осушил их воздухом высокого давления. Облегченно выдохнули члены комиссии. До этого лодка Александровского лежала на дне Невской губы часами. Но там пятнадцать футов глубины, здесь – все сорок, и «Щука» несется сломя голову в просторы Балтики.

– Как они сумели точно определить свое место? – спросил министр.

– Шум винтов канонерки отчетливо слышен. Капитан Берг держался справа от них.

– Отменно, господа! – Краббе обвел взглядом замерзшую комиссию. – Он нас чует, мы его нет. То есть может мину подвести, иную пакость учинить, а мы прознаем, лишь когда ко дну пойдем. Сколько он может под водой пробыть?

– На электричестве четыре часа при ходе два с половиной узла. То есть десять миль. На паровой машине миль триста на поверхности или двести пятьдесят под трубами. Внутри химические патроны есть, воздух освежают.

Краббе обернулся к Александровскому.

– Что вы на это скажете, господин титулярный советник?

Фотограф выложил последний козырь.

– Мою лодку можно заправлять сжатым воздухом от любого нагнетателя. На «Щуке» стоят разовые гальванические элементы.

– В следующем сезоне поставим аккумуляторы, заряжаемые от динамо прямо на борту.

Адмирал спросил ученого, напирая на каждое слово:

– Означает ли сие, что «Щука» ограничена лишь запасом скипидара и способна пополнить заряд для подводного хода сама, в сотне миль от базы?

– Конечно, ваше высокопревосходительство.

– Я доложу генерал-адмиралу. Следуем в порт.

Канонерка описала циркуляцию. «Щука» повернула за ней и снова нырнула. Она, что живое существо, радовалась возможности резвиться под водой, пока батарея питает ее моторы. В Кронштадт вернулись затемно. Когда через пару дней лодку вытащили из воды на зимовку в эллинге, на балтийской воде появились первые льдинки, а Нева встала.

Уже на суше Берг пригласил компаньонов забраться внутрь.

– Триумфаторы! Поговорим о недостатках. Приборы наблюдения и управления у нас расположены неверно. Высокое положение штурвала хорошо лишь в одном – с того места отменный обзор через иллюминаторы рубки. Коли есть надобность в перископ заглянуть, я от штурвала отступаю на три фута назад, его хоть ногой верти.

Джон глянул наверх, в узкий рубочный проем, и попытался перевести ворох мыслей на русский язык, хотя бы и ломаный.

– Я думаю, кэп, мы не должны изобретать колесо. Штурвальный вахтенный пост есть у матроса. Он следит за курсом и слушает команды «лево на борт» и «право на борт». Как на нормальных судах. Добавляется контрольно-глубинный пост, о'кей. Я стою там обычно. Командир смотреть по сторонам, решать – куда идти, какая глубина. Понятно, я могу сгонять в нос, установить угол передних рулей. Механик не должен рули крутить. Так что пара штуртросов есть нужно к задней рулевой паре. Мало матросов. Нужно много рук вентили и маховики крутить, когда погружение есть быстрое.