Академик подмигнул Тому и повернул рубильник. Моторы дружно загудели. Чуть запахло озоном.

– Три с половиной узла над водой, – откликнулся Джон, глядевший на циферблат лага. – Под парами мы разгонялись до семи.

– Пока достаточно.

Якоби остановил движки, гудение стихло. Остался лишь шум воды за бортом. Он кивнул капитану – ныряем.

– Приготовиться к погружению!

Как и в любом деле, постепенно приходит опыт. Привычные движения руками, и лодка за пару минут полностью отрезана от атмосферы.

– Погружение!

Ничто не может быть противоестественнее для моряка, нежели пустить забортную воду внутрь судна. Разве что развести костер в пороховом погребе. Четыре двадцатидюймовых люка, именуемых захлопками, выпускают воздух из систерн, с бурлением выходящий по обе стороны легкого корпуса. Снизу вместо воздуха через большие незапираемые отверстия-шпигаты вливается Балтийское море. Лодка опускается по иллюминаторы рубки.

– Борис Семенович, поехали! Джон, носовые рули минус десять. Держать глубину девять футов. Закрыть захлопки главного балласта.

«Щука» набирает малый ход и медленно скользит в глубину. Волны скрывают рубочный люк, только три трубы скользят над ними, как иглы плавника неведомого чудовища.

– Осмотреться в отсеках.

– Носовой, течи нет.

– Машинный, течи нет.

– Два с половиной узла под водой на полуразряженных батареях. Это успех, господа, – довольно прогудел Якоби. – Ныне обе электрические машины отдают на валу не более пятнадцати сил. На свежих аккумуляторах, полагаю, получится три с половиной узла.

– Так-то лучше, – отозвался Берг. – Ежели меньше двух узлов, лодка плохо слушается рулей. Пробуем погрузиться пониже.

Джон стравил половину воздуха из уравнительной систерны и снова повернул маховик носовых рулей. «Щука» полностью исчезла с поверхности моря. Внутри раздался скрип сдавливаемого остова.

– Не раздавит?

– Не должно, Борис Семенович. На шестьдесят футов спускались, расчетный запас прочности до сотни.

Мерцающие лампадки осветили напряженное лицо академика. Слово «расчетный» неприятно слышится, когда находишься в подводном, то есть практически затонувшем корабле, над тонким стальным листом подволока мириады тонн воды, а жизнь зависит от исправности нового и доселе весьма несовершенного механизма.

– Как только решим дело с аккумуляторами, нужно электрическое освещение пробовать. В лодке душно, лампадки тоже кислорода требуют.

– Вы правы, академик, – Берг уловил нервические нотки в голосе Якоби. – Погружение краткое, мы даже химические патроны не распаковывали. Скорость снижается, всплываем.

– Стоп! – непочтительно перебил капитана Джон. – Что есть этот звук?

Туф-туф-туф-туф… Прерывистый гул постепенно усиливался.

– Я слышал такой звук много раз, – заявил Том. – Когда машина застопорена, а мимо пароход проходит. Далеко еще.

– Право руля, держать на север. Всплываем под перископ. Томас, распечатай патрон, дышать нечем.

Механик смочил оксилитовую шашку, буквально через минуту воздух несколько посвежел. Берг прильнул к перископу.

– Мимо идет. Вовремя с его пути убрались. Курс – десять градусов. Всплываем.

Осталось неизвестным, что подумал вахтенный парохода, когда впереди и слева по курсу на поверхность вынырнул черный рукотворный кит. Берг, разглядывая громоздкую тушу и высокие мачты на ней, на секунду предположил, что судно могло идти под парусами. Все три трубы обломали бы о его киль, а то и рубку снесли. Нет, в толкотище Финского залива ходить вслепую – себе дороже.

– Том, духовая и дымовод открыты. Заводи машину.

Как только заработала топка, воздух в «Щуке» быстро очистился до конца. Приточный нагнетатель забирал его из машинного отделения, на смену которому засасывался свежий забортный, быстро нагреваемый жаром из топки. Одна напасть – лодку начало изрядно кидать на короткой волне.