– Да хорош тебе стрелять! Дай ты ему умереть спокойно! – не выдержал Француз.

Калека аж подпрыгнул, резко повернувшись:

– А т-т-ты, кт-т-то? Откуда тут?!

– Я без оружия, без оружия! – подняв руки над головой, показал подбородком на свой автомат, лежащий у ног, невольный зритель. – Француз я, сталкер-нейтрал. Руки-то можно опустить? Всё нормально?

– Д-да, да. Ч-чего там? – заикаясь, пришёл в себя стрелок. – А у меня «Рифлёный» – погоняло.

– Да я уже понял…

Так они и познакомились со своим нынешним напарником…

Под обход поля боя Француз, без лишних подробностей, вкратце поведал о себе, а Рифлёный также скупо рассказал о том, что до сегодняшнего дня долго горбатился в самом непрестижном, по его мнению, месте с убитыми им только что Фрицем и Штормом на известного в Зоне авторитета Лихого… Блюли интересы банды, собирали редкую дань, цивильной житухи, даже захудалой баньки, не видели неделями и, к тому же, ничего за верную свою службу не заработав, в одной из жесточайших стычек с военсталами потеряли с Фрицем по ноге.

– Если бы вместе жили, на обуви здорово бы экономили. Как раз одну пару на двоих брали бы, – горько пошутил калека.

– А размер? – уточнил сталкер.

– Да, не-е! Размер у нас разный, – спохватился бандит.

Осмотрев оружие убитого Шторма, Француз догадался, почему тот не воспользовался автоматом. Магазин был пуст!

– А что я, лох? – прокомментировал его удивление Рифлёный, – Патроны-то я выбросил, чтоб в спину не шмальнули. Уж не знаю, откуда этот падла, Фриц, нашмонал их себе.

– А почему-Фриц-то? Он что, в самом деле немец? – полюбопытствовал сталкер.

– Да какой там! Нацист проклятый. Скинхэд. Он с первых же дней в Зоне формягу себе фашистскую нарыл, вместе со шмайссером. Сказал нам, что всё ценное, что было у него, отдал за них внуку то ли партизана, то ли полицая: и баксы, и часы, и никонов новенький. Точно двинутый на этой теме. Нас со Штормом постоянно лабудой своей нацистской грузил, про филолога ихнего, Ницше, про расовое превосходство там… про «Майн Кампф» Гитлера и…

– Философа.

– Ч-чего?

– Я говорю, Ницше – философ, а не филолог.

– А что, это не одно и то же?

– Нет.

– Ну и хрен с ними с обоими.

– А Шторм – что?

– До армии смешанными единоборствами занимался. В драке, за подругу свою, какого-то шишки последыша грохнул. Ну и недотянул срок, с отсидки сдёрнул сюда, на Зону. Крутой чувак! У нас на блокпосте за старшого был. Только вякни что против, сразу по сопатке!

– А чего ты с ними не поделил? Почему в крысятничестве-то Шторм тебя упрекал?

– Ничего я не крысятничал! Решил сам-на-сам пожить, рыжья себе кой-какого нажить. Без хавки-то куда? Вот мне и пришлось весь паёк блокпостовский с собой забрать, ну и волыну получше, сам видел. А маслята ихние сбросить пришлось, говорил же тебе, чтоб в спину не шмальнули. Думал, что по-тихому уйду. Не получилось вот…

– Обзовись!

– Падлой буду, век Вольвы не видать! – чиркнул калека по своему горлу прокуренным ногтем большого пальца и зло цыркнул на землю жёлтой табачной слюной.

– Почему же «Вольвы»? – невольно рассмеялся сталкер.

– А потому, что меч-чта она моя ненаглядная! Р-р-разбогатею, куплю себе новенькую, чёрную и турбированную, с кор-робкой-автоматом! А ты сам-то далеко? Возьмёшь в подельники? Только штоб с наваром! За пайку я уже у Лихого напахался.

Французу вовсе не улыбалось иметь в напарниках незнакомого бандита. Бандиты всегда были принципиальными врагами сталкеров в Зоне. Да и свои, бункерные, его точно не поняли бы. Но случай исключительный, выбирать не из чего. К тому же, без того, кто спину прикроет, пусть даже бандита и калеки, было бы ещё хуже.