Липрандин прогуливался с правителем Дакии по бордовому резиновому терренкуру, отлитому из пружинистой резиновой крошки посреди замкового парка. Парк этот, закрытый и тщательно охраняемый, тем не менее славился своими прудами, утопающими в зелени деревьев, украшен арочными мостиками и голосист роскошными лебедями.

Лебедям стригли крылья, а некоторым не стригли. Эти были обречённые – когда они взлетали, Дракула на них тренировался в охотничьей меткости. Кое-где, пазухами, удивительный парк скрывал тенистые гроты, увитые плющом и хмелем…

У многих «людей Дракулы» тоже в этом году стали отрастать крылышки, как у жертвенных лебедей, с той только оговоркой, что лебеди, красивые, а эти – как с плаката про вред пьянства сошли! Такие крылышки росли, что вспорхнули бы и улетели подальше, на Мальдивы, на Ривьеру – если бы не боялись хозяйского выстрела в гузку…

Семеня виноватыми шажками по терренкуру тенистого парка, к Владу и Липрандину спешили марионеточный премьер Лафитник и такого же качества, пустой внутри, президент-бабочка, с фамилией Шемахаон.

– Мы подготовили, Влад Георгиевич… – протянули они бювар с бумагами внутри, опасаясь смотреть хозяину прямо в глаза. Бормотали, глотая окончания, сваливая один на другого:

– Тут…

– Вот…

– Мы на бланке, как положено… Корректора читали, визировали…

– Чего тут у вас? – нахмурился Дракула.

– Ваше письмо в Москву…

– Мне отойти? – тактично полупоклонился Лёша Липрандин.

– Да ладно – махнул Влад рукой с выражением «гори оно всё синим пламенем» – Чего уж теперь, какие секреты… То, что американцы меня «кидают», ты и так в курсе… Придумали мы вот в Москву написать, мол, возьми, царь «Всея» под высокую руку, останешься довольным, la naiba!

– Не пойдут они на это, Влад! – скептически сощурился Липрандин – Ты им тридцать лет гадил, а теперь ты токсичный актив… И республика твоя – кладбище, скажи спасибо американским советникам…

– Много ты понимаешь в политике! – сердито рявкнул Дракула, за десятилетия вытравивший из подданных всякий дух возражения. – Refugiat10…

– А они ещё возьмут и твоё письмо опубликуют! – подлил Липрандин масла в огонь хозяйского гнева – Чтобы свои не в меру чисты рученьки показать…

– Ну, мне-то что! – с эпилептоидными гримасами вдруг стал паясничать Дракула, в таком состоянии больше напоминавший Пеннивайза или Джокера – Ты ж меня убить обещался, мне уж, ваше превосходительство, чего терять-то?! Чего издаля смерти ждать, когда она рядышком ходит, парастасу мати11…

Зло вырвал бювар из рук приспешников, в этой ситуации с их пригнутостью казавшихся особенно жалкими и ничтожными, откинул тяжёлую кожаную крышку, бегло прочитал бумагу в зажиме. Бормотал, читая отдельными, вырванными из контекста, фразами, и всхрапывая, как конь:

– Да, да… Пойдём на федерализацию… Передадим вам главную реку с берегами… Разгоню американское посольство… Полностью переориентирую республику на Москву… Паршиво, да, frați de arme12, не так ли?! Но ведь вкусно! Что скажешь, Лёша, ты один тут честный человек, вкусно это для Москвы?!

– Вкусно было, пока не скушано и через задний проход не вышло… – зубоскалил наглец-Липрандин. И то: ему, самоубийце стесняться? Одна дорога, с этим миром уже распрощался, и даже расплевался.

– Дурак ты! – покачал головой Дракула, глядя на Лёшу даже с некоторой жалостью. – Вообще не думаешь, с кем разговариваешь…

Пока подписывал письмо и «равноценные копии» текста – балагурил:

– Мирон, ты расскажи ему, что я сделал с этой стервой, Аурикой…

– Надо ли?! – почтительно усомнился Лафитник – Ведь то под горячую руку, в сердцах…