Когда начались беспорядки в Петрограде, то Императора не было в столице: Он находился в Ставке Верховного главнокомандующего в Могилеве. Императрица же с больными Детьми – у Них была корь – пребывала в Царском Селе. В эти тяжелые дни Ей требовалась моральная поддержка и Она позвонила верному другу – Лили и попросила приехать. Юлия Александровна долго не раздумывала; оставив больного сына на попечении няньки, она отправилась в Царское, полагая, как то было уже много раз, вскоре вернуться обратно. Случилось же все иначе. Ден пришлось остаться на несколько недель; она не могла покинуть в такое тяжелое время Александру Федоровну, за Которую готова была пожертвовать жизнью. В Своем последнем письме Николаю II от 4 марта 1917 года Императрица Александра Федоровна написала: «Лили была ангелом-хранителем и помогает сохранять твердость, мы ни разу не потеряли присутствия духа».

Царица до конца дней с благодарностью вспоминала преданность госпожи Ден. В ноябре 1917 года признавалась в письме Лили: «Часто о Вас думаю и всегда за Вас горячо молюсь и нежно Вас люблю». Через год после революции, 2 марта 1918 года, Александра Федоровна писала из Тобольска верной подруге: «Вы всегда были таким молодцом. Вспоминаю эти дни год тому назад. Никогда не забуду, что Вы сделали для Меня, и твердо верю, что Господь Вас не оставит. Вы тогда бросили Вашего сына ради “Матери” и Ее семьи, и за это велика будет Ваша награда».

Задержавшись по доброй воле в Царском Селе, госпожа Ден рисковала многим, если не сказать всем: революция час от часу набирала силу, и предсказать ее исход было невозможно. Александровский Дворец в Царском, где пребывала Царская Семья, через несколько дней после начала беспорядков в Петрограде превратился в остров, окруженный со всех сторон морем вражды и ненависти. В числе его обреченных обитателей находилась и Юлия Александровна Ден. Она не имела никакой придворной должности, но безоговорочно готова была остаться с Императрицей и Ее Детьми столько, сколько потребуется – пока ситуация не прояснится. Это был величественный в своем благородстве поступок, навсегда вписавший имя этой женщины в – увы! – немногочисленный список людей, верных Монархии и Монархам. Немалое число придворных в те роковые дни только и думали о том, как бы поскорее порвать связи с Венценосцами, которым присягали, Кому клялись в верности «до последнего вздоха».

Юлия Ден клятв не давала, но проявила истинное благородство натуры и величие души. Потому потом, в эмиграции, ее самопожертвование так резало глаза многим «из благородных», которые предали и изменили. Потому книгу воспоминаний Лили Ден старались замолчать или дискредитировать, так как ее правдивое повествование опровергало эмигрантскую монархическую мифологию и высвечивало представителей многих аристократических семей в самом непривлекательном свете.

Русская аристократическо-чиновная элита к 1917 году настолько измельчала и выродилась, что в ее среде фактически не нашлось людей, способных встать на защиту осененных историческим преданием исконных основ и неколебимых принципов власти; встать на защиту Монархии. Несмываемым пятном и вечным позором русского аристократического сонмища навсегда стала та «радость», которую испытывал русский бомонд при известии о падении Монархии. Многие из числа родовитых и именитых в первые дни революционного затмения «ликовали», как будто избавились от какого-то иноземного закабаления!

И почти никто не хотел и думать, что празднуют они не победу над каким-то чужеродным «царизмом», который эту самую элиту пестовал на протяжении столетий; что на самом деле – это поминальная тризна по России. Почти никто из родовитых и именитых не понимал, что с момента отстранения Николая II от власти страна и народ вступили на свой крестный путь. Людей, не потерявших рассудка в дни революционного безумия, понимавших и чувствовавших, что с падением Монархии наступает крах всего русского бытия, таковых людей в марте 1917 года насчитывались единицы. В их числе находилась и Юлия Ден.