Накрываю ребенка тонкой простынкой и тихонько спускаюсь на кухню, не закрывая за собой дверь на случай, если малыш проснется.

Уже в гостиной слышу шепот домработницы:

— Да, представляешь! Учудил! Привел какую-то оборванку, да еще с дитем! Совсем крыша поехала у босса. Да ты сама посмотришь! Она сейчас наверху! Укладывает своего ублюдка!

— Может, это из-за нее Романов не захотел даже знакомиться с твоей племянницей? — звучит второй женский голос.

О, а это кто? И как они смеют обсуждать маленького Никиту? Называть его ублюдком? Не позволю!

Чувствую, как закипаю, но обнаруживать свое присутствие не спешу.

— Из-за этой? Не думаю! — шипит в ответ Глаша. — Ты бы видела ее! Худая, как селедка! Ни кожи ни рожи…

— Да уж, и где только Костя ее откопал…

— На вокзале! — захожу я на кухню, а женщины замирают. — Представляете? Просила милостыню для себя и своего… ублюдка, а Константин помог! Дал кров и еды чуток, — отвечаю я равнодушно, хотя внутри все кипит от злости.

Подхожу к холодильнику и по-хозяйски открываю его.

— Кстати, о еде. Вы бы, Глаша, приготовили чего-нибудь. А то на куне шаром покати, а вы тут языками чешете.

Вижу, как глаза женщины наливаются яростью, Глаша вскакивает.

— А ты кто такая, вообще, чтобы командовать? Да я в два счета выгоню и тебя, и твое отродье! У меня с хозяином прекрасные отношения! К моему мнению он всегда прислушивался! — выпячивает большую грудь Глаша, с вызовом уперев в меня взгляд.

— Да! — кивает неизвестная и повторяет как попугай: — У нее с хозяином прекрасные отношения!

Я усмехаюсь, представляя их лица в момент, когда они узнают, кто я и кто такой Никитка.

— Ой, правда? Извините… — тяну я в притворном сожалении.

Вижу, как на лицах подруг расцветают победные улыбки.

Рано радуетесь!

— Тогда Костеньке, наверное, следует знать, как две женщины, которым он доверяет, называют его сыночка ублюдком и отродьем!

— Сына? — выдыхает Глаша, а я киваю.

На кухне повисает неловкая тишина, а я завариваю чай.

— Но он… У Романова нет детей! Не придумывай, нахалка! — выступает неизвестная, но Глаша на нее шикает:

— Замолчи!

Ухмыляюсь, беру чашку с чаем, прихватываю с собой тарелку с печеньем и топаю наверх.

Ничего! Романов вернется и все узнает! Ноги Глаши в этом доме не будет! И ее подруги тоже! Уж я об этом позабочусь!

Ставлю еду на столик и подхожу к Никите. Тот сладко сопит, положив ручку под ухо, а я улыбаюсь.

— Ничего, малыш, даже если непутевая мамка тебя бросила, я не позволю никому тебя обидеть.

***

До вечера я без особой надобности из комнаты не выхожу. Только когда приходит время прогулки, одеваю Никиту и быстро прошмыгиваю с ним на улицу.

Глаши нигде не видно, но оно и хорошо. Разошлась! Вздумала малыша называть ублюдком! Я покажу ей ее место!

Мы с Никитой прошлись вдоль высокой ограды, полюбовались на закат. Малыш в это время не спал и постоянно с интересом смотрел по сторонам. Я держала его, крепко прижав к себе спиной. Именно так ему открывался вид всего, что находится рядом.

Охранников я тоже не заметила. Хотя недалеко от дома стояло еще одно строение, чуть поменьше, в окнах которого горел свет. Думаю, эти два амбала находятся там.

Теперь, при свете дня, я поняла, насколько большая территория у Романова. Вокруг дом окружали стены сосен, а подъездная дорожка утопала во мраке.

Чувство, будто попала в дом к Дракуле. Еще и темно-серая отделка стен навевала тоску.

Да уж, я бы тут раскрасила все в лиловое, синее и нежно-голубое. Тогда этот дом был бы похож на сказочный замок.

От мыслей меня отвлекает шум открывающихся ворот и яркий свет фар.

Надо же, даже не заметила, когда успело так стемнеть.