Мне не нравилось, как Элла закатывала глаза или велела мне «попробовать еще», когда я давал короткий или невнятный ответ. И мне определенно не нравилось, как она кусала губу в задумчивости. Когда Элла так делала, мне хотелось прижать ее к стене и целовать до тех пор, пока она не утратит способность связно соображать. От подобных мыслей в трусах становилось тесно, так что всю прошедшую неделю у моей правой руки было немало практики. Особенно после того, как я увидел ее в бикини у бассейна. Вашу мать. Понятия не имею, как я тогда стояком плавки не порвал.

День я старался проводить подальше от дома – и Эллы. Ходил на яхте, пил с друзьями, совершал безумно долгие пробежки. И все потому, что я понятия не имел, как себя вести, когда в моем доме кто-то есть. Мне стоило проводить с ней время? Или делать вид, что ее нет и игнорировать ее присутствие? Предложить экскурсию по городу? Угостить вкусняшками? Позаботиться, чтобы температура в доме была максимально комфортна для нее? Я спал с женщинами, а не… жил с ними. Это совершенно не моя стихия.

Третий день подряд я спускался к докам, где располагалась гордость и радость Лукаса – его яхта. Лукас жил через дорогу от меня – что было весьма кстати всю минувшую неделю, – но на воде он проводил даже больше времени, чем в собственной постели.

– Эй, Холлис, свистать тебя наверх! – крикнул он с носа яхты. Несмотря на то, что температура на улице приближалась к тридцати градусам, на Лукасе была рубашка «Андер Армор»[26] c длинными рукавами. В каждой руке мой друг держал по банке пива.

– Новая татуировка, – пояснил Лукас, словно прочтя мои мысли. Его проницательность подбешивала. Он закатал рукав, показывая новейшее дополнение к своей коллекции. Прямо под римскими цифрами, обозначающими дату свадьбы его родителей, появилось написанное курсивом имя его племянницы – Мэдисон.

– Выглядит неплохо, – признал я. – Я так понимаю, ты не сказал Мэди, что не сможешь прилететь на ее день рождения?

Если бы я сказал Милли, что пропущу ее днюху, начался бы такой переполох. Моя сестра приехала бы за мной в лондонский дом и за ухо притащила на тематическую вечеринку, посвященную принцессам. Семья Лукаса жила в Бостоне, у них такой роскоши не было.

– Ага, – он приподнял бровь, – я предпочитаю иметь дело с неодобрительными взглядами родителей по Фейстайму, а не лично.

Я мгновение изучающе рассматривал своего друга.

– Слушай, не мне давать тебе семейные советы…

– Вот и не давай. – Резкость в его голосе удивила меня, но я ничего не сказал. Люк никогда не спрашивал, что привело к моему «параду дерьмовых решений» – спасибо за столь чудесное описание, Элла, – вот и я не собирался на него давить. Я ходил к психотерапевту, Лукас делал новые татушки. Мы все справлялись со своими проблемами по-разному.

Следующие несколько часов мы ходили вдоль побережья и пили пиво. Если Тео обожал заполнять любую паузу своей бессмысленной болтовней, то Лукас был совершенно не против посидеть в комфортной тишине и предоставить меня моим собственным мыслям. К сожалению, мысли эти то и дело возвращались к некоей американской журналистке с раздражающе милой ямочкой на щеке. «Милой?»

Мой желудок странным образом скрутился при воспоминании о том, как Элла пыталась помочь мне с кроссвордом тем утром. Интересно, что она сейчас делала? Читала в моем патио? Занималась в моем домашнем спортзале? Или зависала на телефоне со своей подругой Поппи? Но, скорее всего, она сидела, скрестив ноги, на диване и работала. Когда я вышел из дома и направился к бухте, она вносила правки в главу под названием «Искусство картинга».