Вырвавшийся у меня смешок застал меня врасплох.

– Нет, я не изображал из себя колдуна вуду. Я просто не голоден.

Я не стал добавлять, что мой аппетит подавил прием экстренных антидепрессантов. Груз ожиданий тяжело на меня давил, и мне требовалось что-то, чтобы снять напряжение.

Элла взяла с моей тарелки нетронутую булочку, оторвала кусочек и положила в рот. Даже маслом намазывать не стала.

Я моргнул.

– Откуда ты знаешь, что я не отложил ее на потом?

– А ты отложил?

– Нет. Но кто вообще ворует чужие булочки?

Элла запрокинула голову и беззастенчиво рассмеялась – звук получился одновременно задорный и соблазнительный.

– Ты только что сказал, что не голоден. И едва ли это можно назвать воровством, мы же не в «Отверженных».

Она открыла сумочку, чтобы достать телефон, и я мельком увидел перцовый баллончик, лежащий рядом с блеском для губ. Наверное, для красивой женщины, путешествующей по незнакомым странам, это имело смысл, но моя усиленная охрана могла причинить куда больше вреда, чем крохотная канистра с газом.

– Ого, уже так поздно! – произнесла она, обращаясь к самой себе. – Я, пожалуй, поднимусь к себе и немного посплю. Джетлаг и все такое. Увидимся завтра?

Я коротко кивнул, не в силах побороть возникшую смесь недоверия и разочарования. На самом деле у меня и не было особого выбора, кроме как увидеть ее завтра. Ее задница этом платье выглядела чертовски притягательно, и она ушла, совершенно не осознавая, сколько оценивающих взглядов привлекла. По крайней мере, эту ее часть я бы увидел завтра с большим удовольствием.


Час до начала гонки – самое нервное время. Час перед началом первого Гран-при сезона? Абсолютный хаос. Зрители по телевизору видят только как гонщики небрежно катят по стартовой решетке, готовые к гонке. Им недоступно то, что творится за кулисами. Механики проводят последние проверки, инженеры проговаривают стратегию на гонку, журналисты суетятся вокруг, задавая надоедливые вопросы. Бокс – сердце любой команды, и он просто бурлит, когда все носятся и орут в организованном хаосе.


Шестьдесят минут: пока команда подключала генераторы и охлаждающие вентиляторы, я делал заключительную разминку и несколько упражнений на реакцию.


Сорок минут: Пит-лейн[11] открылся, и я вышел из гаража вместе с механиками, нагруженными оборудованием. Фанаты аплодировали с трибун, этот звук музыкой лился в мои уши. Я сделал быстрый установочный круг, знакомясь с условиями трассы и отмечая все корректировки, которые нужно будет внести в последнюю минуту.


Тридцать минут: Я заглушил двигатель болида, и меня отбуксировали к стартовой позиции. Я выпрыгнул из кокпита[12] и направился к началу стартовой решетки для соблюдения формальных процедур, а механики в это время проводили последнюю проверку, измеряя и контролируя все, что получится. Под звуки государственного гимна Бахрейна я постарался успокоить бешено стучащее сердце.


Двадцать минут: Джози и остальные члены маркетинговой команды «МакАлистера» сновали вокруг болида и делали фото, которые, я не сомневался, уже сегодня появятся в социальных сетях команды. По соседству с ними подобно стервятникам кружили журналисты, задававшие вопросы, которые я, хвала наушникам, мог игнорировать.


Пятнадцать минут: Я забрался обратно в кокпит, мои руки в перчатках уверенно легли на руль. Меня окутало чувство покоя. Нигде во всем мире я не чувствовал себя настолько настоящим.


Десять минут: Все, кроме водителей стартовых экипажей и чиновников ФИА[13], покинули стартовую решетку. Моя грудь расширилась, тело наполнила легкость.


Семь минут: Моя команда провела самые последние проверки, прежде чем снять с шин покрышки и опустить болид со стойки.