Постепенно в клубе начали появляться работники. Сначала пришёл Лис – бармен с треугольным лицом и низкими бровями, получивший своё прозвище за рыжие волосы и такую же яркую острую бородку. Лис был стройным жилистым парнем лет двадцати семи-восьми, очень высоким, грозно смотрящим на посетителей, словно каждый из них был мешающей ему шелупонью. Тем не менее, Лис был с клиентами неожиданно вежлив и обходителен, пока ему никто не возражал. С пьяными, потерявшими чувство такта и реальности клиентами, он обходился легко, выполняя роль вышибалы – просто выволакивал быдло за дверь. После этого возвращался, обязательно мыл руки, выпивал стопку клюквенной настойки и продолжал как ни в чём ни бывало работать. Музыкантов, в отличие от Глеба, Лис не любил. Он посмеивался над самомнением большинства из них: на похвалу они реагировали спокойно, но стоило даже вежливо и деликатно сказать «мне не очень нравится то, что ты делаешь», как они тут же разражались тирадами в духе «не нравится, не лезь, и кто ты такой, чтобы судить». Ответ «слушатель» их не устраивал. Лис придерживался иного мнения: если ты публично демонстрируешь своё творчество, будь готов к любому мнению, даже самому неприятному или, на твой взгляд, неадекватному. Либо высылай песни своей бабушке, для которой ты всегда будешь «милый пирожочек». Лис не скрывал своей позиции, отчего друзей среди музыкантов у него почти не было. Впрочем, он не переживал. Несмотря на свою не самую привлекательную внешность, девчонок он завораживал, и они постоянно крутились у бара, даже ничего не заказывая. Свет в какой-то мере восхищался им и думал, что Лис мог бы стать здесь и арт-директором. Свет бы ему и предложил занять эту должность, будь у него чуть больше денег и другие варианты на должность бармена. Особенно нравилось Свету в Лисе то, что тот никогда ни о чём его не просил: молча занимался пополнением бара и внутренними барными вопросами. Если денег в конце месяца было мало, ему Свет выплачивал зарплату в первую очередь – из уважения и, в какой-то мере, из страха, что Лис посмотрит на него своим испепеляющим взглядом и выкинет за дверь, словно Свет не владелец клуба, а местный алкаш, просящий налить в долг.

Потом появилась Таша – звукорежиссёр. Свет знал, что ей тридцать один год, но выглядела она моложе своих лет – едва ли дашь двадцать пять. Возможно, виной тому был её маленький рост и розовые волосы. Однако, если присмотреться, то можно было заметить, что Таша медленно, но верно набирает вес, а глаза её уже не светятся кокетливыми лучиками, а источают серьёзную уверенность, граничащую с презрением ко всему и вся. Она была самой настоящей любимицей постоянных тусовщиков и занозой в заднице для Света. Вот и сейчас она, только скинув кожаную чёрную куртку, сразу подошла к нему.

– Свет, – деловито обратилась она к директору. – Нам нужны новые микрофоны и кабели.

– А что со старыми микрофонами?

Таша показала зажатый в руке микрофон, сунув его Свету под нос, так что он даже вынужден был отстраниться. Сетка микрофона была вогнута и словно покусана, а сам он замотан изолентой.

– Ну он же еще работает? – с надеждой в голосе спросил Свет.

– Свет, – Таша затрясла микрофоном в руке, – он работает только на распространение ротавируса, посмотри на это!

– Хреново. Сколько надо денег?

– Ну, – прикинула Таша, уставившись большими круглыми глазами куда-то в потолок, – на всё вместе хотя бы тысяч двадцать пять. Минимум.

Свет глубоко вздохнул.

– А остальные совсем-совсем не работают, да? Может, пока один заменим? – снова с надеждой спросил он.