– Консепсьон, говорите вы по-современному, а про интернет вам известно?
– Прошу вас, зовите меня Кончитой. Да, я слыхала. Мы улавливаем радио в проезжающих машинах, подслушиваем людей, проходящих по мосту. Сдается мне, “интернет” – это какой-то новый способ, придуманный людьми, чтоб быть неприятными друг с другом, нет?
– Что-то вроде. – Майк впечатал фамилию графа в строку поиска и после того, как та высказала предположение, что он написал ее неправильно, пристукнул по кнопке “искать”. За считаные секунды возник результат, и Майк попытался никак не показывать, что именно он вычитывает о поступках графа все эти годы назад. Когда Кончита явилась ему впервые, пока он еще не оправился после того, как чувак в свитерке перемахнул через перила, она его пожалела – дала неделю, чтобы он подготовился к ее повторному появлению. При их второй встрече она предупредила его и сгустилась лишь после того, как он надежно пристегнулся к мосту. Она о нем пеклась. Ей он этим обязан.
Майк покачал телефону головой и сказал:
– К сожалению, искать что-то про вашего графа интернет отправил меня в библиотеку. Может оказаться не быстро. Вы сумеете появиться еще разок?
– Чтобы так вам являться, требуется большая воля, но я вернусь.
– Спасибо. Дайте мне пару дней. Следующие несколько смен я буду работать под проезжей частью.
– Я вас отыщу, – сказала она. – До следующей встречи – и благодарю вас, Майк Салливэн.
В тот же миг она оказалась рядом. Поцеловала его в щеку – и пропала.
Ривера стоял в гостиной женщины по имени Маргарет Этертон, скончавшейся одиннадцать месяцев назад, когда понял, что он не невидим.
– А ну ни с места, сукин сын, или я тебя по стене размажу, – произнес старик, вошедший из кухни, пока Ривера рылся в боковом ящике письменного стола. Ривера подавил в себе инстинкт потянуться к “глоку” на бедре. Вместо этого он посмотрел через плечо на мужчину лет восьмидесяти, всего изогнутого буквой С, – тот наставил на него громадный револьвер.
– Постойте! Я легавый, – произнес Ривера. – Я полицейский, мистер Этертон.
– Что вы делаете у меня в доме?
На это у Риверы ответа не имелось. Люди вроде как не должны видеть его, когда он изымает сосуд души. Так говорилось в книге. Так ему сказал Мятник Свеж:
– На самом деле вы не невидимы, люди просто вас не замечают. Вы можете проскальзывать прямо к ним в дом, пока они вносят покупки, и если ничего не будете им говорить, они вас не заметят.
– В это трудно поверить, – ответил ему тогда Ривера.
– Ну да, – кивнул дылда. – Это как раз та часть, в какую не верится.
Теперь же старик произнес:
– Если вы легавый, давайте-ка на бляху поглядим. А станете рыпаться – я вас в розовый туман покрошу.
Когда это деды начали так разговаривать? Старикашка был щупл и немощен, ткнешь – и развалится, ходячий прах, а не человек, однако тяжелый револьвер он держал твердо, точно бронзовый памятник.
Ривера повернулся и медленно полез в карман пиджака за бумажником. За два дня до этого он вернулся на активную службу, посчитав, что бляха и доступ помогут ему выслеживать недостающие сосуды души, – но вот такого не ожидал. Эта фамилия была всего пятой в его списке, первые четыре – порожняк, а он уже превышает свои полномочия. Ривера показал старику бляху.
– Мистер Этертон, я расследую кончину вашей жены. Я постучал, и дверь открылась. Подумал, что с вами могло что-то произойти, поэтому вошел и решил проверить.
– В боковом ящике стола? – Старик сощурился над прицелом своей крупной пушки.
Безмолвная и темная, как тень, она выступила из кухни за спиной Этертона и поднесла электрошокер к его загривку.