– Болит? – спросила Санька, показывая на колено. Выше голову она поднять не могла.

– Болит, – прошептала Нюта и попыталась присесть рядом. Но это удалось ей не сразу: колено не сгибалось, и что-то мешало в левом боку. Она подняла подол платья и наклонила голову, чтобы увидеть помеху. Кожа на боку была содрана так же, как и на коленке. Но рана была чистой. Одернув подол, Нюта села рядом с Санькой, оборвала болтающийся клочок платья и принялась им протирать рану на коленке. Вдруг спохватилась:

– Санька, а где Пименовна?

Обе вскочили, засуетились, превозмогая боль, побрели вспять, оглядывая обочины. Дошли до места, где видны были две узкие колеи от колес тачки.

Пошли по следу. Он вывел девчонок на задворки заброшенной покосившейся, но довольно большой избы. Тут бурелом казался просто непроходимым, а след тянулся как раз туда – вглубь.

Малинник пополам с крапивой и лопухами, казавшийся сплошной, глухой стеной, хранил полумрак. Торчали хворостины, обломанные ветром с сосен, растущих неподалеку. Санька выхватила одну из них и ринулась по следу тачки, с треском расширяя себе заметную прореху в частоколе лопуха и малиновых веток. Нюта не отставала. Полоса бурелома оказалась не широкой и вполне проходимой.

Заросли быстро закончились, и они вышли почти к самому дому со стороны огорода. Никакого огорода, конечно, не было, все поросло лебедой и осотом. Торчали колья старого, развалившегося забора. А рядом с ним лежала перевернутая кверху колесами знакомая тележка.

Санька подошла, перевернула тачку, поставила на колеса и… обмерла. Под тачкой зияла черная дыра старого сгнившего колодца… В глубине ничего не было видно. И в этой черноте тишина стояла полная.

Санька попятилась. Запутавшись в мокрице, плюхнулась на землю и все продолжала испуганно отползать. Нюта удивленно смотрела на Саньку, и тревога ее перерастала в страх. Она наклонилась к Саньке, прошептала:

– Чего там? Пименовна?

– Н-н-нет… К-к-к-олодец…

– Мамочки-и-и-и… – запричитала Нютка. Санька ей подвывала.

Наревевшись, они еще долго чего-то ждали. Надеялись – может, бабка куда в кусты закатилась, как Нютка в овраг. Вот-вот зашебуршит, голос подаст… Медленно, будто опоенные дурманом, обошли вокруг. Снова чего-то ждали, прислушивались…

Не дождались.

Санька вспомнила малину, лесника… урядника… Покосилась на Нютку. У той глаз посинел и заплыл. Санька встала, обняла подружку за плечи и повела ее к лесу, минуя деревню.

Солнце поднялось высоко. Где-то неподалеку послышалось мычание коров, щелчки бича. Деревенское стадо…

– Я не могу идти, – Нюта опустилась на траву и закрыла лицо ладонями.

– Ну, давай передохнем маленько, – легко согласилась Санька и опустилась рядом.

– Нет, не передохнем, а пойдем в дом, где ночевали!.. Она же ждет нас, ты понимаешь?!.

– И что мы ей скажем?.. «Извините, мы вашу повитуху, последнюю вашу надежду, в колодце утопили»? Так, да?!.

– Замолчи!.. Ты что, совсем не понимаешь, что ей сейчас некому помочь?..

Они помолчали. Каждая думала о своем, и обе думали об одном и том же.

– Хорошо! Но вместе мы не пойдем. Я пойду одна. А ты… вроде как… с Пименовной попозже… подойдешь… Разведаю, что и как. А там уж видно будет… Сиди здесь и жди меня. Никуда не уходи, поняла?

– Да, – глухо ответила Нюта и снова закрыла лицо ладонями.

…Санька подошла к дому, нервно озираясь. Во двор не пошла, решила сначала посмотреть в окно. Прокравшись тихо к палисаднику, медленно и осторожно, чтобы не скрипнула, открыла калитку, взобралась на завалинку. Вглядываясь в глубину окна сквозь пыльный налет, она готовилась увидеть самое страшное: без помощи и поддержки, бедная женщина закончила свои дни в страданиях и муках, так и не родив.