– Про это я в курсе.

– У тебя найдется какое-нибудь длинное платье? – спросил я.

Майя была в шортах, и ее стройные ноги могли свести с ума не только обычных мужчин, но даже лежащих на смертном одре столетних стариков. В таком виде было допустимо разгуливать по Ришикешу только детям, но для взрослой девушки это считалось непристойным. Разумеется, в отличие от стран, где царит радикальный исламизм, здесь, кроме осуждающих взглядов индийских женщин, это ничем более не грозило, но, все же, лучше было уважительно отнестись к местным традициям.

– Я взяла с собой сари, – ответила Майя.

– Отлично! В сари ты станешь жемчужиной Ришикеша, даже воообще всей Индии.

Улыбнувшись друг другу, мы уединились в своих номерах.

Проснулся я за полчаса до установленного на будильнике времени из-за шума за окном. Там, на кондиционере, взгромоздились две обезьяны и периодически недовольно кричали.

– Эх, как бы сейчас пригодились петарды, – подумал я.

В отличие от коров, обезьяны в Индии порой ведут себя крайне нагло и злобно – могут запросто вырвать пакет с едой из рук, стянуть с головы кепку, или очки, а если будешь сопротивляться, то оцарапают, или даже укусят. В прошлый мой приезд, стая этих бестий ворвалась в соседнюю гостиницу и перевернула там все вверх дном. Вот к чему приводит безнаказанность. Индийцы считают обезьяний род сородичами Ханумана (обезьяноподобного сына Бога Ветра, известного своей преданностью Рамачандре – седьмому аватару Вишну), а потому не предпринимают никакого насилия в отношении их.

Повалявшись еще немного, помечтав на разные темы, я поднялся, умылся и принялся разбирать свою тяжелую сумку на колесиках. Вытащив все вещички, я выгрузил на стол 15 пакетов с гречкой – презент для Аваниша, очень любившего блюда из этой крупы. Странно: несмотря на то, что родиной гречки принято считать Индию, ни в Ришикеше, ни в близлежащих городах – Харидваре и Дехрадуне, в ту пору она не продавалась. Еще Аваниш очень любил чернику, но в мае на Урале ее еще не было, поэтому угостить его этими ягодами не представлялось возможным.

Мне тоже нравилась черника: я ел ее с медом, творожными сырками, конфетами «коровка», сгущенкой. Но, все же, манго я любил больше. Здесь их было завались.

Когда мы с Прадипом ездили на мотоцикле в храм Шивы, путь пролегал через лес, и я видел кучу больших, усыпанных манго деревьев, которые можно было просто, бесплатно рвать и есть до опупения. А какой из манго сок! О, это что-то райское. В Ришикеше большой бокал свежевыжатого сока манго стоил всего 50 рупий и я иной раз просто опивался им.

Какая красота – жить в теплом климате: изобилие фруктов; дом отапливать всю зиму не надо; дорогостоящая зимняя одежда ни к чему; не простужаешься; не жрешь от холода, как свинтус; можно находиться на улице весь день без проблем.

Конечно, сильная жара тоже экстремальная штука, но, как говорится, «жар костей не ломит», поэтому тепло всяко лучше, чем дубак.

Раздался сигнал будильника на телефоне: двадцать минут шестого. Облачившись в индийскую одежду – курту и брюки, я отправился к Майе убедиться в том, что она бодрствует и собирается к выходу в свет.

Она открыла дверь и увидев меня в новом облачении, воскликнула: «Ты прям как настоящий индиец!»

А я, глядя на нее, потерял дар речи. На Майе было одето шелковое сари, сочетавшее в себе светло бежевый и небесно-голубой цвета с серебристо-белым тонким узором, и в нем она выглядела настоящей принцессой. Если бы еще ее голову украсить диадемой с бриллиантами, а тонкую, изящную шею – ожерельем с теми же минералами, то я бы выглядел рядом с ней как слуга, которому дозволено разве что скатывать и раскатывать коврики, по которым она шествует по земле.