– Темнота, ни черта не видно, – раздосадованно проворчал Дмитрий.

Вернулся к двери и стал резко дергать на себя, через несколько рывков пробой вылетел, и деревянная дверь распахнулась.

– Прекрасный запор, чтоб такой у главы администрации в квартире стоял.

Дима решительно вошёл сначала в сенки, а затем в дом. На стене справа нашарил выключатель и включил свет. Неярко вспыхнула лампочка, приглашенная люстрой в виде абажура. Первая комната служила и прихожей, и кухней.

– Дарья Михайловна, вы дома? – негромко позвал Дмитрий.

Ответом ему служила тишина. Он разулся, отметив, что пол холодный и прошел в правую комнату, это по виду оказался зал. Света, падавшего из кухни, оказалось достаточно, чтобы Дима разглядел на диване ворох вещей, под которыми лежал человек.

– Даша, это я, Дмитрий Александрович, пилот, который доставил вас сюда из Анадыря, помните?

Ответом ему снова послужила тишина. Дмитрий подошёл ближе и разглядел, что Дарья спит на диване, подложив ладошки под голову и укрывшись каким-то пледом, своим пуховиком, сверху свалив ещё пальто Дениса.

Щеки у Дарьи были красными, вероятно у нее жар. На расстоянии вытянутой руки от дивана стояла табуретка с медикаментами.

– Даша, ты меня слышишь? – потряс ее за плечо Дима.

В ответ Дарья только слегка завозилась в своем коконе, глубоко с надрывом вздохнула и снова улеглась как лежала. Дима положил ладонь Дарье на лоб, машинально отметив нежность кожи. По коже казалось побежали тысячи мурашек.

Дмитрий замер на мгновение, впитывая в себя эти ощущения, потом резко отнял руку. Это просто контраст моей холодной руки и ее горячего лба, вот и все, успокаивал сам себя. Дарья была очень горячая, Дима нашел градусник на табуретке, присел на диван, потянулся к Дарье и оттянул ворот свитера, чтобы поставить градусник.

Мелькнула белая кожа шеи и предплечья, Дима, аккуратно, стараясь не прикасаться к Дарье лишний раз, просунул градусник подмышку. Благо ворот у свитера был широкий и позволял это сделать.

Недолго думая Дима пошел в сенки и принес охапку дров, находиться в таком холодном помещении Даше нельзя, нужно хорошо натопить.

Пока занимался растопкой печи, в голове наметил план по перевозу Дарьи из этой халупы в благоустроенную квартиру, огляделся, и прикинул каких вещей ей не хватает, например, хорошего пухового одеяла, вместо старого заношенного пледа. На печь поставил чайник и кастрюльку с теплой водой на всякий случай.

Пошел проверить температуру у больной и ужаснулся цифре тридцать девять с половиной, которую показывал градусник. Похоже с переселением придется погодить. В таком состоянии ее транспортировать никуда нельзя.

– Потерпи, Дашунь, – ласково обратился к ней Дима, – сейчас аптечку принесу, укол сделаю и полегчает.

Вышел на мороз к снегоходу за аптечкой и сам удивился своему приступу нежности, что это на него нашло, одно дело несправедливость устранять, другое – заботиться о посторонней девушке.

Внутренние органы сковало судорогой, если бы мог, то бежал отсюда со всех ног, никаких чувств испытывать к этой пигалице нельзя, особенно этих приступов нежности.

Но оставить Дашку не мог, она такая маленькая в этом его свитере, как в платье безразмерном. Кожа бледная, почти прозрачная, волосы пепельные в хвост собранные, губки пухлые розовые, просто конфетка, которую хочется освободить от кокона из тряпок и съесть.

Эй, остановись, мужик, шептал внутренний голос. Вам с этой маленькой училкой не по пути, у тебя Эля есть.

Кое как привел мысли в порядок и достал из багажника снегохода аптечку. У них аптечка была на все случаи жизни, без нее они никуда не выезжали. Отец выдолбил это правило самым первым: без аптечки на месторождение ни шагу.