И был еще третий элемент системы. Человек, формально связующий конюшню со всем остальным. Тот, в красной бейсболке. Но он был и наименее понятным явлением. Кем являлся на ипподроме, что делал возле Левиного офиса – неизвестно. Однако возникал вовремя, ничего не скажешь. В самые ключевые моменты. Пока что к нему вела только одна тропинка, Мамтеев. Он этого бейсболиста знает, с ним, видно, и говорить придется еще раз.

Капитан угрюмо разглядывал светлые, больничных цветов, стены коридора. И потихоньку предавался сомнениям, чего обычно себе не позволял. Ведь можно было бросить все это, как только в отделении узнал про Сороку. Пришел, доложил… свободен. Наверно, все то же самолюбие не дало остановиться. Кто бы он тогда был? Левин посыльный?.. Нет, это уж слишком. Поэтому начал копать.

Он еще там, в ипподромовском отделении, уловил нечто, заставившее его в кафе сказать Леве, что убийство Сороки – только начало. Логически объяснить он этого тогда не мог. Но сама расстановка событий говорила о возможном продолжении. Капитан тогда это только почувствовал, а Лева знал, это было заметно. И боялся. И даже согласился собрать своих компаньонов и дать капитану все необходимые концы в руки. То есть, признал, что верит в возможность продолжения. А следом и само продолжение состоялось: Лева исчез.

Теперь же чем дальше, тем больше ситуация угнетала капитана. Не хватало ему почвы под ногами, к которой привык в прежние времена. Тогда было ясно: вот потерпевший, вот закон, а вот служебные обязанности и полномочия. И полное уважение граждан. Ну, по крайней мере, сотрудничество. А теперь как в рекламе: два в одном. Потерпевший одновременно является и преступником. Море возможностей. Впрочем, так, вероятно, было всегда, подумал Елагин. Все дело в формулировке. Правильно назовешь – и никаких сомнений. Раньше называлось правильно. Так как же все это назвать теперь?..

Долго сомневаться он не мог. Лицо терял, даже в размерах, как самому казалось, уменьшался. И поэтому быстро принял необходимое решение. Рассматривать свои поиски как частный Левин заказ. Пока что. А там видно будет. Тем более, что исчезновение самого Левы как бы давало капитану больше прав самостоятельно вмешаться в происходящее. Продолжать расследование, не советуясь с заказчиком.

Компаньонов его капитан, может, и видел иногда, и даже отыскать бы смог, но в тонкостях их отношений не разбирался, а потому и доверия ни к одному из них не испытывал. Как, например, к тому похожему на профессора толстяку из кафе, говорившему затейливым языком, которого сам же Лева выгнал, только зашла речь о деле. Значит, дальше – сам по себе. Получше сориентироваться, понять, что же происходит. Наверняка удастся и на Леву выйти, если сам не объявится за это время. Или если не объявятся те, кто, возможно, его захватил. Капитан хорошо знал Леву, поэтому с выводами не торопился. Ситуация сама себя покажет.

Вроде, полегчало, когда поставил все на места. Елагин вздохнул, сел на стуле удобней. И начал сначала. Эти, которые «вокруг конюшни» – номер один. Которые вокруг Левы – номер два. А номер три – красная шапочка…

Дверь палаты открылась, вышла женщина в халате, покосилась на капитана и сказала:

– Недолго, если к Комаровой. Вы к Комаровой?..

Он изобразил нечто полуутвердительное.

– А кто?.. Муж?..

Наверно, она решила, что муж, поскольку капитан молчал, и принялась объяснять:

– У нее сотрясение, не очень сильное, но пока не загружайте ее ничем, не волнуйте. Говорить недолго. Могли бы и с тещей прийти, она с утра была. Только больную тревожите.