Нормальная реакция – закрыть лицо, даже если нечего скрывать. Я взяла шарф, лежащий на сиденье рядом с газетой, попыталась прикрыть им рот и нос и вышла из машины. «Я всего лишь няня», – бросила я.

– Вы можете назвать себя другом семьи? – спросил кто-то.

– Если хотите, – ответила я, – но я ничего не знаю. – Мне бы очень хотелось поговорить с ними, сказать им правду о Хиби и Айворе Тэшеме, но я понимала, что это доставит мне лишь минутное удовольствие. А меня интересовала долгосрочная перспектива, и мне было необходимо помнить об этом. Я растолкала толпу и пробралась к калитке Джерри, отталкивая прочь камеры, которые они совали мне в лицо. – Прошу вас, позвольте мне подойти к двери.

Джерри, наверное, что-то услышал, потому что он открыл ее, как только я подошла. Камеры нацелились на него, вспышки слепили. Он схватил меня за руку и втащил в дом. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что дом содрогнулся.

– Где Джастин? – спросила я с подобающим озабоченным видом.

– Приезжала моя мать и забрала его к себе. Я чувствую себя виноватым. Ему следовало быть со мной. Но он просто ходит взад и вперед и повторяет «Джастин хочет мамочку», и это невыносимо.

Я думала, что он обнимет меня, это казалось естественным в данной ситуации, но Джерри этого не сделал. От недавних слез у него опухли глаза. Я прошла на кухню и приготовила чай. Отнесла его в гостиную на подносе и задернула шторы, чтобы отгородиться от лиц, прижатых к окнам. Я все время говорила себе, не подавай виду, что тебе это доставляет удовольствие, не показывай ему свое возбуждение.

– Там стоит полицейский, – сказал Джерри, – но он говорит, что ничего не может поделать, если они не беспокоят моих соседей, что бы это ни значило, и не совершают противоправных действий.

Ровный гудящий шум улицы, прерываемый криками журналистов, напоминал мне звуки отдаленного сражения, во всяком случае, все это было очень похоже на телевизионные передачи о войне.

– Это и правда было похищение? – спросила я Джерри.

– Так говорят полицейские. Наверное. На ней были наручники, Джейн. А лицо завязано шарфом. Я больше ничего не знаю, только то, что один из этих мужчин погиб, а другой в очень тяжелом состоянии и находится в реанимации. Он без сознания и до сих пор не пришел в себя.

– А шофер грузовика?

– Кажется, он не виноват. Он не пострадал, не считая порезов и синяков. Я хочу сказать, грузовик такой большой, а автомобиль по сравнению с ним такой маленький… Они не сказали, конечно, но все считают, что вся вина лежит на Дермоте Линче. Он сидел за рулем. – Джерри думал, что удачно поменял тему разговора. Может, он считал, что уберегает меня от ужасных подробностей. – Как долго ты ждала у театра?

– Только до тех пор, когда уже начался спектакль, и в зал уже не пускали, – ответила я. – Всего около четверти часа.

– А почему ты мне не позвонила?

Невозможно было выкрутиться, не солгав. И я солгала.

– Я пыталась. Никто не ответил.

– Странно, – сказал он. – Я был дома. Когда ты пыталась со мной связаться?

– Примерно без двадцати восемь. Мне пришлось искать телефонную будку. Гудки были. Вероятно, я не туда попала. Знаешь, как это бывает: одну цифру наберешь неправильно, и всё.

– Наверное, так и было, – согласился Джерри. – Ты сильно волновалась?

– Не очень, – продолжала я импровизировать. – Я подумала, что у вас дома какой-то кризис, и не хотела вас беспокоить. Я собиралась позвонить сегодня утром.

– Да, – согласился Джерри. – Да, конечно.

Вскоре после этого разговора он опять заплакал. Положил ладони на подлокотник кресла, опустил голову на руки и зарыдал. Я не знала, что делать, поэтому осталась сидеть на месте. Возможно, лучшее, что я могла сделать, – это составить ему компанию и тоже заплакать, но я не могла. Только актрисы умеют в любой момент выдавить слезы. Помню, один раз я видела Николу Росс в какой-то пьесе, и по ее щекам лились настоящие слезы. Но я не гожусь в актрисы. Я просто сидела там и слушала шум битвы за окнами и душераздирающие рыдания в комнате, а потом пошла и приготовила еще чаю. Когда я вернулась, Джерри уже перестал плакать и сидел очень прямо, с красными глазами и ввалившимися щеками.