Отогнав от себя безумную мысль, назойливо всплывающую в моем мозгу, пошла в ванну. Надо собираться в клинику, сдавать анализы, потом поеду к родным.

— Блин, — хлопнула себя по лбу, — я вчера из-за этого Шурика недоделанного не отправила сообщение Вике.

Быстро схватила телефон, открыла мессенджер и… Вот не удивилась даже ни разу! Оказывается, сообщение было отправлено, что я дома, и даже получен и прочитан ответ “Ок”.

— Ну вот невежливо читать чужие смс, — сказала я в потолок.

Ответа, естественно, не было.

Быстро собравшись, я выпорхнула из подъезда и поехала в клинику. Лето наконец-то решило вспомнить, что иногда надо радовать и столицу теплом и солнцем. Погода была под стать моему настроению — радостное, светлое, мечтательное.

Я подпевала радио, ловко лавируя в жидком потоке машин, радуясь, что первый раз за последние несколько месяцев проснулась в таком приподнятом расположении духа. Все же Шурику удалось подарить мне веру в чудеса. Прикольный он, хоть и странный. Иногда даже таинственно пугающий.

В клинике пробыла чуть больше часа, сдала кровь, потом меня посмотрели на каком-то аппарате. Не очень дружелюбная тетка-врач долго хмурилась, вглядываясь в монитор, хмыкнула как-то недовольно, поджала губы и буркнула, что ответ будет у врача во вторник утром.

На прием к Виктору Константиновичу мне только в пятницу, когда придут все мои результаты. Я уже не боялась встречи с ним. Была на девяносто процентов уверена, что результаты и его, и меня приятно удивят.

В квартиру к родителям приехала практически танцуя, держа в руках любимые мамины пирожные “Картошка”.

— Дочка, ты такая веселая сегодня, — подставляя мне щеку, вместо приветствия, довольно сказала мама.

— С той ноги наконец-то встала, мамуль, — пошутила я и протянула ей сладости.

— Завтракать будешь? Правда мы уже все поели, сейчас Вика с Егором собираются гулять. А мы с папой на дачу хотим съездить, отметить мой День Рождения с Валентиной.

Я фыркнула. Терпеть не могу эту бабу Валю. Мы с сестрой принципиально не называли ее тетей — она была противной и наглой соседкой родителей по даче. Не старая еще женщина, ровесница мамы, но выглядела как сморщенное яблоко с огромным крючковатым носом и блеклыми серыми завистливыми глазками. Она собирала все сплетни по дачному поселку, переиначивала их на свой лад и разносила дальше.

Я тоже попала под ее козни. Сын бабы Вали, этакий переросток “Митрофанушка”, воспылал ко мне симпатией и пытался ухаживать за мной. Но я отвергала все знаки внимания, которые заключались в основном в зазывании в гости на чай “со стаком”. Да и положа руку на сердце, внешность его оставляла желать лучшего — невысокого росточка, толстенький, обрюзгший мужчинка, неопределенного возраста, с проплешинами на макушке, вечно выпяченной недовольной нижней губой.

Помню, как мы с сестрой офигели, узнав, что он старше нас всего на год. Чем он занимался и где работал, толком никто не знал. Показания его матери на этот счет всегда разнились: то он был преподавателем в институте, то заведовал каким-то крупным отделом в крутой фирме, то был директором госкорпорации. По мне, обычный тунеядец, сидящий на шее у своей родительницы.

Лет пять назад этот “Митрофанушка” стал действовать в сторону моего завоевания достаточно решительно и дерзко. В один из не совсем прекрасных дней, он просто схватил меня в охапку и потащил к себе на участок. Я начала вырываться и вопить, что есть мочи. Колошматила его со всей дури по рукам и ногам. В итоге бедный “сыначка” был весь в синяках, но мне было глубоко на это плевать. Главное отбилась от этого умалишенного.