Эйверторн окинул взглядом спальню. Всё на своих местах, и даже покрывало было прежним, нежно-фисташкового цвета. В углу – туалетный столик, полный баночек с кремами, ароматных саше и склянок с душистой водой. Последняя вполне пригодилась бы, но, как назло, склянки были плотно закупорены. На подоконниках – цветы в горшках. Земля сухая, видимо, давно не поливали, и даже из поддонов всё давно испарилось. Эх, а ведь пары капель вполне хватило бы… Что там дальше? Два мягких пуфа, чайный столик, на котором ни одной чашки ни с кофе, ни с молоком… Всё это совсем не годилось. Нужна была вода. Совсем чуть-чуть. Какая-то пара брызг! И Эйверторн незамедлительно бы понял, притворяется бабка или взаправду слегла с чуть ли не смертельным приступом.

Магесса Легрант, пока её внук беспокойным взглядом ощупывал комнату, чуть повернула голову в его сторону и внимательно следила за каждым движением. Не упустила из внимания ни едва заметную ухмылку в уголках губ, ни одержимый блеск в глазах, ни почёсывания уха – привычку, от которой Эйви никак не мог отделаться и к которой прибегал в момент крайней нервозности.

Их взгляды – Хильды Легрант и Эйверторна – встретились лишь через пару минут, и тут же оба упали на бокал из редкого лазоревого стекла, наполненного голубоватой жидкостью, в которую Хильда обыкновенно опускала на ночь свою вставную челюсть.

Вода – стихия, в которой Эйверту не было равных. Почти не было. Талант управлять водой в любом её проявлении достался ему от бабушки, и если бы им двоим пришлось выйти друг против друга на ринг в ежегодном состязании «Чародей года», то Эйверторн неминуемо бы проиграл. Однако этим вечером то ли молодость взяла верх, то ли бабушка и правда сдала настолько, что не успевала за внуком, но Эйверт «дотянулся» до стакана первым. Вода показывала истину, надо только уметь смотреть. Эйверт умел. Ему нужен был ответ на простой, но очень важный вопрос: притворялась бабушка в этот раз или нет.

Однако ликовать было рано: наделённая силой магическая искра отскочила от водной поверхности, как мячик – от гладкого, прочного льда, и зарядила Эйверту по лбу. Маг потёр место укола и вопросительно уставился на бабушку. Та, деловито поджав губы, молчала, но игра в гляделки не могла длиться вечно, и Хильда взорвалась:

– Да! Я ограничила применение магии в доме! А ты что хотел? И зачем вообще полез мыслями в воду? Что ты там забыл? Уж не мою ли челюсть?

Эйверт с ухмылкой отметил полный силы, звучный бабушкин голос.

– Хотел выяснить, над каким десертом колдуют на кухне. Вдруг переборщат с сахаром?! Деду вредно есть много сладкого. Опять повысится давление, и он будет страдать ночью бессонницей.

– Именно! – подхватила бабушка. – Вот именно из-за Грэга мне и пришлось погасить магию! Если бы он прознал, насколько мне плохо, его бы уже хватил сердечный удар. И ты имей в виду, Эйви: некоторое время в этих стенах можно применять лишь простейшие бытовые заклинания.

Эйверт, продолжая тереть лоб, задумчиво кивнул. Ограничения волновали его сейчас меньше всего.

– Так дед ничего не знает? То-то он так спокойно листал каталог…

– Конечно, не знает! И Иветта с Нейтом тоже наивно думают, что у меня просто виски сдавило. Иначе все трое давно бы прыгали вокруг меня, рыдали и рвали на себе волосы. В их присутствии я делаю вид, что у меня немного кружится голова. Полежу и встану. И только тебе я решила открыть всю правду. Эйви, ведь ты же единственная наша надежда! Кому как не тебе продолжать наш великий род?!

Эйверт отнял руку от головы и кашлянул в кулак.

– Есть ещё Свен.