Я медленно переоделась, потому что голова ещё немного кружилась. Умывшись и причесавшись, я вышла из комнаты, чтобы прогуляться немного, а потом помочь донне Марии на кухне с завтраком.

Шла по вымощенным камнем дорожкам, вдоль которых пестрели разными цветами кусты роз, и наслаждалась красотой природы. Кипарисы и сосны Пинии[13], нагреваемые лучами утреннего солнца, наполняли воздух нежным хвойным ароматом, а прохладный утренний ветерок обдувал свежестью, разнося по округе нежный запах цветов.

Немного прогулявшись, я почувствовала головокружение и присела на скамейку в саду. Закрыв глаза, я вдохнула аромат цветов апельсинового дерева. Рано утром здесь было так тихо и спокойно, только пение ранних птиц и шелест листьев на ветру наполняли сад звуками. Услышав тихие шаги, я открыла глаза и увидела перед собой Фабио в чёрных брюках, белой рубашке с закатанными рукавами и чёрной жилетке.

– Доброе утро, Бьянка, – улыбнулся он и сорвал с дерева веточку с цветками апельсина.

– Доброе утро.

Он присел рядом со мной и протянул мне цветок. Ничего не сказав, я приняла его и вставила в свои волосы. Фабио улыбнулся.

– Хорошо выглядите, Бьянка. Как себя чувствуете?

– Лучше. Спасибо вам за заботу.

– Я хочу перед вами извиниться, – я повернулась, и наши глаза встретились, – за Джулию… она как с цепи сорвалась. Это я виноват.

– Что вы, Фабио. Вы не виноваты в том, что она неуравновешенная психопатка, – улыбнулась я.

– Может, я дал ей повод на что-то надеяться… Но вы правы, что это не оправдывает её поступка. Мне очень жаль, что это произошло, – в голосе парня звучало искреннее сожаление.

– Фабио, мне нужно будет отправить телеграмму. Вы сможете меня отвезти на почту?

– Конечно, Бьянка. Поедем, когда скажите, – посмотрев на меня, он спросил: – Вы всё-таки уезжаете?

– Вы же прекрасно понимаете, что рано или поздно это произойдёт, – тихо сказала я.

– Да, Бьянка, я всё понимаю, – сдавленным голосом ответил парень.

Я встала и, посмотрев в его голубые глаза, сказала:

– Я пойду, помогу донне Марии.

– Только не торопитесь, может снова закружиться голова, – идя за мной, обеспокоенно предостерёг Фабио.

Порез очень быстро заживал, и уже через пять дней донна Мария сняла швы, посоветовав продолжать мазать шрам мазью, которую мне оставила. Время шло своим чередом, на вилле Фортино было тихо и спокойно, но во мне поселилась тревога, которая не давала мне покоя. Предчувствие, что должно что-то произойти нехорошее стало посещать меня всё чаще, и я твёрдо решила завтра дать телеграмму Марко, который должен вернуться из рейса через несколько дней.

Мы с Донной Марией накрывали стол к ужину, когда она ко мне обратилась:

– Тебе уже лучше, Бьянка? Ты мажешь шрам мазью, которую я тебе дала?

Она подошла ко мне и внимательно посмотрела на шов, аккуратно взяв меня за подбородок.

– Да. Спасибо вам, донна Мария.

– Перестань. Я чувствую свою вину из-за Джулии. В неё будто бес вселился. Совсем с ума сошла девчонка, – она покачала головой. – Я давно заметила, что она бегает за Фабио, а он был слишком мягок с ней, видимо, поэтому она решила, что уже имеет на него какие-то права.

Я молчала, не зная, что на это ответить. Женщина тепло на меня посмотрела и сказала:

– Но теперь она и близко не подойдёт к нашему дому. И ты больше не будешь работать на жасминовой плантации.

– Я скоро уеду, донна Мария. Не беспокойтесь, – сказала я, расставляя тарелки.

Я посмотрела на неё, заметив, что женщина замерла в недоумении.

– Тебе здесь плохо? – всплеснула она руками.

– Нет, что вы! Я вам очень благодарна за ваше участие, доброту и я очень полюбила это место, но я… я не могу больше пользоваться вашим гостеприимством, – севшим голосом ответила я.