– Марко, осторожно, – но он меня словно не слышал. – Ай, мне больно, – уже чуть не плача повторила я.

– Прости, – он перестал ставить на мне следы своей страсти, но напора не сбавил.

Всё было настолько быстро, что мы даже не освободились от одежды, только мои шёлковые трусики были безжалостно сорваны. Он резко дёрнул зажимы на одном чулке и так сильно потянул за трусики, что они затрещали. Такое поведение я вначале объяснила тем, что он был в долгом рейсе и ему было тяжело сдерживаться. Марко торопливо расстегнул свои брюки и, яростно дёрнув меня за бёдра, резко вошёл в меня. Даже мой жалобный стон его не остановил. Он словно срывал на мне свою злость и кипевшую в нём ревность. Сейчас он не уделил мне ни капельки ласки и внимания, не заботясь о моём удовольствии и о том, что я чувствую. Таким грубым муж никогда ещё не был, поэтому я была в полной растерянности. Марко быстро и, тяжело дыша, двигался. Он даже не смотрел на меня, закрыв глаза и опустив голову, поэтому не видел, как я, вцепившись в края столешницы, закусила губу и пыталась сдержать подступившие слёзы обиды.

Когда он остановился, застонав и ослабив хватку на моих бёдрах, то по моим щекам уже текли тихие слёзы. Марко словно очнулся и нежно провел рукой по моей ноге в чулке. Подняв меня за плечи, прижал меня к себе, поцеловал и прошептал:

– Прости, любимая, но я не мог больше сдерживаться, – отпустил меня и ушёл в ванную.

Я не в силах подняться, откинулась снова на стол, положив голову и плечи на пакеты с продуктами, руками опуская ворох юбок и прикрывая бёдра. Я смотрела в потолок и боялась пошевелиться. Я была опустошена, шокирована такой страстью и чувствовала себя использованной шлюхой, удовольствие и чувства которой никогда никого не заботят. Из безмолвного забытья и пустоты меня вырвала хлопнувшая дверь ванной комнаты и шаги босых ног мужа. Не вставая со стола, я перевела взгляд на него. Он стоял передо мной в обёрнутом на бёдрах полотенце, а вторым вытирал свои волосы. На его плечах красиво блестели капельки воды, а мокрые кудри смоляного цвета падали на лоб. Повесив полотенце на шею, Марко протянул ко мне руки.

– Бьянка, прости меня. Я был очень груб, – поднял меня, посадив на стол, и прижал к себе обеими руками.

Я молчала. Марко увидел мои мокрые глаза и стал покрывать их и щёки нежными поцелуями.

– Моя маленькая, прости меня, – шептал он и гладил по волосам.

Муж подхватил меня на руки и понёс в ванну. Поставив на ноги, он стал раздевать меня как ребёнка, а потом включил воду и посадил в ванну. Марко заботливо умывал моё лицо, а я понемногу начала успокаиваться от его ласковых слов и заботы.

– Прости меня, – он поцеловал меня в макушку каштановых волос и, удерживая ладонями за лицо, погладил большими пальцами мои щеки. – Расслабься в ванной, а я пойду приготовлю нам ужин.

Я рукой держала его за запястье, когда муж встал и развернулся к двери. Мои глаза расширились от увиденного, а рот безмолвно открылся в удивлении. Я сжала его запястье, задержав и заставив остановиться.

– Марко, что это?

– Что? Ты о чём? – в недоумении посмотрел на меня.

Я показала пальчиком на его спину, вынудив его повернуться к зеркалу. На его спине с двух сторон красовались уже заживающие коричневатые царапины от ногтей.

На судне шлюх не держали, значит, это было ещё в порту, в Нью-Йорке. «Это же как нужно было поцарапать, чтобы они так долго заживали?» – я была потрясена. Словно мир, выстроенный вокруг нас, рухнул в одно мгновение. Я не могла поверить, что мой нежный, любящий муж мог… Марко молчал. Взгляд его изменился и стал виноватым. Мне даже показалось, что немного испуганным.